– Это наверняка Сути.
– В таком случае надеяться особенно не на что.
– Он выберется из этой переделки, – твердо заявил Пазаир. – Сути выйдет из царства теней.
Мысли визиря сначала унеслись к духовному брату, затем обратились к восхитительному пейзажу Фив. Возделываемые полосы земли по обе стороны Нила были широки и богаты. Около семидесяти селений работали на огромный храм Карнака, более восьмидесяти тысяч жрецов, ремесленников, земледельцев служили ему. Ничто не могло сравниться с величием обители бога Амона, окруженной кирпичной стеной, изгибавшейся подобно волне.
На причале визиря ожидали встречающие. Обменявшись приветствиями, они предложили проводить Пазаира к Кани, его другу, бывшему садовнику, ныне возведенному в высший духовный сан жреца самого большого храма, являвшегося культурным центром Египта. Подойдя к центральному проходу огромного колонного зала, куда смели входить только посвященные в таинства, визирь попросил оставить его одного. Кем и павиан остались перед двойной золоченой дверью, открывавшейся только в дни великих праздников, когда барка Амона выплывала из святилища, чтобы залить землю своим светом.
Пазаир долго предавался размышлениям перед восхитительным изображением бога Тота, вытянутые руки которого служили мерным эталоном. Он читал надписи на колоннах, испещренных иероглифами, расшифровывая послания бога знания, призывавшего своих учеников соблюдать пропорции, составляющие основу при зарождении всякой жизни. Именно эту гармонию должен был поддерживать визирь, чтобы Египет оставался зеркалом неба. Именно эту гармонию стремились нарушить заговорщики, дабы заменить ее холодным чудовищем, служащим обжорству и роскоши. Не относились ли Бел-Тран и его приспешники к новой расе, более страшной, чем самые жестокие захватчики?
Визирь покинул колонный зал и оказался в маленьком дворе под открытым небом, в центре которого возвышался гранитный алтарь – начало святилища, возведенного много лет назад. Священнейший из священных, он всегда был усыпан цветами. Зачем вырываться из этого глубокого покоя, не подверженного течению времени?
– Я счастлив вновь видеть тебя, визирь Египта! – Кани с бритой головой и золоченым посохом в руке склонился перед Пазаиром.
– Это я должен приветствовать вас!
– Я должен воздать тебе почести: разве визирь – это не глаза и уши фараона?
– Да не угаснет острота зрения и слуха! – воскликнул Пазаир.
– Ты, кажется, чем-то озабочен? – осведомился Кани.
– Я пришел просить помощи у великого жреца Карнака.
– А я хотел умолять о помощи тебя.
– Что произошло?
– Боюсь, крупные неприятности. Я хотел бы показать тебе храм. Он только что восстановлен.
Кани и Пазаир прошли вдоль стены, где еще работали художники и резчики, и направились к небольшому святилищу богини Маат. Внутри скромного сооружения из песчаника стояли две каменные скамьи. Здесь восседал визирь, когда судил кого-нибудь из жрецов.
– Я простой человек, – сказал Кани. – Я не забыл, что править Карнаком должен был твой учитель Беранир.
– Беранир убит, фараон назначил вас.
– Возможно, он сделал неправильный выбор.
Никогда еще Пазаир не видел Кани таким подавленным. Он привык к капризам природы и сумел правильно поставить себя по отношению к подчиненным и другим жрецам, заслужив всеобщее уважение.
– Я не достоин своего поста, – продолжал Кани. – Но я не собираюсь уходить от ответственности. Вскоре я предстану именно здесь перед твоим судом, и ты меня осудишь.
– Слишком быстрый суд! Вы позволите мне провести расследование?
Кани сел на скамью:
– Тебе не потребуется затратить много усилий. Достаточно взглянуть на последние отчеты храмовых управителей. За несколько месяцев я почта разорил Карнак.
– Каким образом? – удивился Пазаир.
– Достаточно изучить поступления зерна, молока, фруктов... Каких бы продуктов это ни касалось, мое хозяйствование – это сплошной провал.
Пазаир был потрясен:
– Может, над вами неудачно подшутили?
– Нет, все доклады серьезны.
– Плохие погодные условия? – предположил визирь.
– Паводок был щедрым, да и насекомые не уничтожали урожай.
– Какова же причина бедствия?
– Моя некомпетентность. Я хотел заранее предупредить тебя, чтобы ты доложил царю.
– К чему торопиться?
– Правда скоро выйдет наружу. Как ты понимаешь теперь, моя помощь не принесет тебе никакого облегчения, завтра я буду лишь всеми презираемым стариком.
Визирь заперся в архиве карнакского храма и сравнил итоговый отчет Кани с отчетами его предшественников. Разница удручала. В то же время Пазаир был уверен, что кто-то решил погубить Кани и лишить его сана верховного жреца. Кто смог бы прийти ему на смену, если не сановник, враждебно настроенный к Рамсесу? Без поддержки Карнака невозможно контролировать Египет. Неужели Бел-Тран и его приспешники посмели обрушиться на кристально честного великого жреца? Ему предъявят упрек: Карнак, Луксор и храмы на западном берегу вскоре могут остаться без приношений. Культ будет отправляться плохо, и повсюду начнут склонять имя виновного – немощного Кани.
Отчаяние овладело Пазаиром. Он приехал, чтобы просить друга о помощи, но, видно, вынужден будет осудить его.
– Хватит корпеть над папирусами, – посоветовал Кем, – пошли на воздух.
Деревни, с которых они начали проверку, находились вблизи великого храма. Здесь текла мирная жизнь в вечном сезонном ритме. Опросы старост и сельских писцов не выявили ничего необычного. После трехдневного бесплодного расследования визирь утвердился в мысли, что нужно возвращаться в Мемфис и обрисовать ситуацию царю, прежде чем возбуждать процесс против Кани.
Сильный ветер затруднял возвращение, и, таким образом, возник еще один день для дополнительного расследования. На этот раз Пазаир и Кем в сопровождении Убийцы отправились в деревню, расположенную вдали от храма, на границе с пятым номом Верхнего Египта, столицей которого был Коптос. Там, как и повсюду, крестьяне занимались своими делами, а их жены следили за детьми, готовили еду, стирали белье. В тени сикоморы деревенский лекарь пользовал больного.
Вдруг павиан, насторожившись, поскреб землю, ноздри его задрожали.
– Он что-то почуял? – спросил Пазаир.
– Кажется, мы пришли сюда не напрасно, – заметил Кем.
16
Деревенский староста, отец пятерых детей, примерно пятидесяти лет, С большим животом, принадлежал к потомственной знати. Его тотчас предупредили о прибытии каких-то неизвестных. С сожалением он прервал послеобеденный отдых и в сопровождении носильщика опахала, прикрывавшего его лысый череп от солнечных лучей, отправился к нежданным гостям.
Встретившись взглядом с огромным павианом с красными глазами, он остановился как вкопанный.
– Приветствую вас, друзья мои.
– Мы также, – ответил Кем.
– Обезьяна ручная?
– Это охранник.
– А вы?
– Я – Кем, начальник стражи, а это – визирь Египта Пазаир.
В изумлении староста подобрал живот и сложился чуть ли не вдвое, в знак великого почтения.
– Какая честь, какая честь! – тараторил он. – В такой скромной деревне принимать визиря... Какая честь! – Толстяк изливал поток приторных славословий, но павиан заворчал, и тот осекся: – • Вы уверены, что держите его крепко?
– Да, кроме случаев, когда он чует нарушителя.
– К счастью, в нашей маленькой общине таких нет.
Признаться, Кем, рослый нубиец с грубым голосом, наводил не меньше страха, чем его обезьяна. Староста был наслышан о странном начальнике стражи, мало занимавшимся административными делами и бывшего настолько близко к народу, что редкому преступнику удавалось долго скрываться от него. Видеть его здесь, у себя в деревне, было неприятной неожиданностью. Еще и визирь! Слишком молод, слишком серьезен, слишком въедлив... Природное благородство Пазаира, его прозорливость, холодность его поведения не предвещали ничего хорошего.
