Мясорубка для маленьких девочек

— Значит, никто не заинтересован вас потопить?

— Да есть такие. Только не ищите среди поставщиков на дом, инспектор. Лучше покопайте там, где торгуют на месте, без выездов, вам ясно, о чем я?.. В обычных пиццериях. На одном только проспекте Гобеленов их добрый десяток, и все они плачутся, что мы их разоряем…

Нашу беседу прервал один из доставщиков: его только что обругал клиент, которому он привез не ту пиццу. Я вспомнил о двух его коллегах, лежащих в холодильнике морга. Заметив, что он едет за мной следом, я пошел в сторону Вокзального бульвара. Он осмелился заговорить со мной только у метро «Шевальре».

— Слушайте, инспектор, я хотел вам сказать, что мы все мобилизовались и решили найти этого ублюдка. Можете рассчитывать на нас. Мы ведь ездим быстро.

— Мне кажется, даже чересчур быстро. Вы даже представить себе не можете, сколько жалоб на вас поступает каждый день. От пешеходов, от водителей…

— Тридцать минут, инспектор! Неужели вы думаете, что у нас есть время на составление административных протоколов? Это не наша вина… Знаете, как быстро остывает пицца?

— Так быстро, что из-за этого стоит рисковать жизнью?

Парень хитро сощурился, и циничная усмешка состарила его сразу лет на десять.

— Еще как стоит… Знаете, у меня куча всяких дипломов, а я плюнул на них ради этой проклятой работенки… Она затягивает не хуже «дури». Мы — хозяева дорог. Не знаю лучшего ощущения, чем доставка пиццы за секунду до окончания срока. Каждая такая доставка — она как вызов времени, а каждая остывшая пицца — как поражение. И эти двое — наши первые погибшие герои…

Он взглянул на часы.

— Ладно, мне пора. У меня еще семь минут в запасе, чтобы успеть на улицу Пате, номер 3. А этого мерзавца мы все равно изловим, инспектор. С вашей помощью или сами.

Он выжал газ, и его болид, вздыбившись на заднем колесе, сделал лихой разворот. Через полминуты от него остался лишь красный задний огонь, метавшийся зигзагами среди сигналящих машин.

Пора… Настал час, когда мир разделяется на хищников и их добычу. Крокодила толкает вперед прежде всего охотничий инстинкт, а потом уж голод. Последний раз проверяю свое оружие перед тем, как выйти. На улице все те же давно знакомые шумы и запахи, сумерки быстро сгущаются. Мои любимцы — будущая добыча — уже лихорадочно несутся кто куда, расталкивая друг друга, еще более дикие и необузданные в ночном мраке. До чего же они юркие, эти маленькие безумцы… И до чего трудно подстерегать их, дожидаться в тех стратегических точках, где им поневоле приходится на миг замереть, остановить свой бег. Стоит на секунду замешкаться, и нужно будет настигать их уже в бешеной гонке, рассчитывать их траекторию, сопрягая ее со скоростью полета моих зарядов. Сволочи… Нелегко же они даются… Безумные, непредсказуемые, способные на самые идиотские реакции, противоречащие элементарной логике. И все это необходимо принимать в расчет. Располагаюсь в обычном месте, там, где они любят делать разворот перед тем, как умчаться к своей окончательной цели.

Мне сообщили адреса последних заказчиков обеих жертв. Первый парень погиб, не успев доставить пиццу в дом № 12 на улице Крульбарб, в 22.15 — за минуту до положенного срока. Второй должен был привезти ее в дом № 6 по бульвару Араго, но роковой удар настиг его раньше. Это случилось на следующий день, в тот же час. У обоих нашли в кармане нетронутые деньги. К вечеру я вернулся в комиссариат. Шеф уже ушел. Зато медэксперт передал, что непременно хочет меня видеть в любое время дня и ночи. Я помчался в институт, где он ждал меня, сидя перед салатом «Ницца», только что доставленным ему очередным парнем на мотороллере.

— Ну как они, эти салаты с доставкой на дом?

— Пока не знаю, это мой первый опыт. Я предпочел бы готовить его самолично, если бы мне не пришлось торчать тут, ожидая вас, Ларгильер. Я взял двойную порцию, может, соблазнитесь?

С величайшим удовольствием: единственное, что мне удалось проглотить за весь день, — это чашечка тертой моркови в китайской лавке. Он поставил передо мной маленький пластиковый контейнер и по-братски разделил сладкий перец. Тунца и огурцы я оставил ему.

— Скажите, инспектор, вам приходилось слышать о кураре?

— Это нервно-паралитический яд?

— Да. Им пользуются индейцы в бассейне Амазонки. В минимальных дозах его применяют для производства некоторых анестезирующих средств. Так вот, представьте себе яд в двадцать раз более сильный, чем кураре. Две секунды — и готово, паралич сердца.

— И такой существует?

— Да, он называется «тетратоксин». Его выделяют из японской рыбы «фугу», которую категорически запрещено ввозить во Францию. Зато япошки ее просто обожают.

И он говорит это бедолаге, который даже филе морского языка жует как отраву!

— Но яд, который я обнаружил в крови обоих парней — чистый продукт синтеза. Я и не знал, что его кто-то производит.

— А оружие убийства?

— Укол. Скорее всего, из духового ружья. Но самих иголок я не нашел.

— Вы шутите, что ли?

Он ухмыльнулся.

— Шикарное дельце, верно, инспектор? Убийца — охотник из племени хибаро и при этом безжалостный химик. Таких не часто встретишь в 13-м округе города Парижа, верно?

Я распрощался с ним и пошел домой, прекрасно зная, что заснуть мне удастся не скоро. В окно я увидел паренька в красном комбинезоне, мчавшегося на мотороллере по автобусной полосе. После того что сказал мне медэксперт, я невольно подумал: вот она, движущаяся мишень, яркая и такая соблазнительная. Я вспомнил слова об охотнике; площадь Италии вдруг обернулась непроходимыми джунглями, полными экзотических опасностей, и меня постигла уверенность, что этот охотник очень скоро проявится опять.

Оазис безлюден, как всегда по вечерам… Я окунаю лицо в воду и с минуту жду, когда мягкое вечернее тепло высушит его… Укрьшаюсь на южной стороне: они выезжают именно оттуда, нужно только подождать. Никто не увидит меня за кустами, скрывающими всю площадь от тех, кто ее обходит по периметру. Мне нравится мой наблюдательный пост. Вчера не прошло и десяти минут, как прямо на меня выскочил один — ярко-красный, рычащий и дикий. Мои жертвы делятся на два разряда — красные и зеленые. Красные, как правило, намного лучше. Преимущество в том, что их замечаешь издали, этих неосторожных маленьких глупцов… Я голоден.

Ну вот, что я говорил!.. Один уже здесь…

— Проснитесь, Ларгильер! Выйдите на балкон!

Выкрикнув это, шеф отключил свой телефон. Я ничего не понял, но сделал, как он велел. Внизу, в полумраке, я увидел полицейские мигалки, медицинские халаты и своего шефа, который задрал голову и по-хозяйски махнул мне, приказывая спуститься. Еще не стряхнув с себя сонную одурь, я кое-как натянул одежду, но забыл сменить тапочки на туфли; впрочем, шеф сделал вид, будто не заметил этого. За кустом виднелось тело молодого паренька с разбитым, еще кровоточившим лицом.

— Он сменил почерк, — сказал шеф. — Мы имеем дело с садистом. Вы только гляньте на эту работу…

— Нет, на нашего охотника это не похоже. Скорее всего, парень расквасил лицо при падении, получив укол.

— Что вы несете, Ларгильер?.. Может, вы еще не проснулись? Или скрываете от меня какую-то информацию?

— Кураре. Наш эксперт должен был представить вам заключение…

— Очнитесь, Ларгильер, уж не принимаете ли вы себя за Тентена?[21] Какой-то псих, которого вам поручили найти, только что укокошил человека под вашими окнами, пока вы дрыхли, а вы мне здесь толкуете про кураре. Вам, никак, желудок в голову ударил?

И вот именно после этих слов меня вдруг осенило.

— Скажите, а пиццу при нем нашли?

— Что-о-о?

— Была ли при нем пицца?

— Нет. Мы проверили: он успел доставить заказ и ехал назад в контору, сдавать выручку. У вас есть какие-то соображения, Ларгильер?