Домик, как и специальность бродячего уличного фотографа, достался Клапасу от отца, пропавшего без вести в годы войны. Одну комнату занимал Клапас, в другой жила сестра, также нигде не работавшая. Она вечно что-то покупала и перепродавала.
Они вошли в полутемную комнату, через маленькие окна которой почти не проходил свет. Клапас положил аппарат и штатив и строго спросил:
— Где рукопись?
— Я тебе говорю: исчезла! А куда, сам не знаю, — пробормотал Зенонас.
Клапас вдруг прыгнул на Зенонаса, вцепился в его плечи и закричал:
— Где рукопись? Ты ее спрятал, гад! Хочешь один всем владеть?!
Зенонас, казавшийся таким щуплым, неожиданно сильно оттолкнул его. Клапас откатился в угол. Но тут же вскочил на ноги и снова бросился на Зенонаса:
— Где рукопись? Отдавай рукопись. Я ее нашел!..
Они сцепились и упали на пол. Наконец Зенонас оседлал толстяка, придавив его к полу коленями и локтями.
Клапас простонал:
— Пусти…
Зенонас молча поднялся на ноги.
— Я тебя все равно убью! — кричал, отряхиваясь, Клапас. — Ты меня обворовал, ограбил. А я жить хочу! Хочу жить, понимаешь? Мне нужны деньги, много денег!
— Заработай! — буркнул Зенонас. — Пойди на стройку, там неплохо платят.
— Это ты пойди, ты пойди! — закричал Клапас. — Еще издевается, мошенник! Вор! Иезуитское отродье!
Зенонас ничего не ответил.
— Эти бумаги я нашел, это мое счастье! — кричал Клапас. — Золото, жемчуг, бриллианты, боже! Все мое! Я хочу жить в хорошей квартире, а не в этой развалине. Я хочу хорошую мебель, а не это гнилье. Я хочу хорошо одеваться…
— Желания у нас уже есть, — усмехнулся Зенонас, — остается их удовлетворить…
— Деньги — это все! — не слушая собеседника, кричал Клапас. — Этот проклятый «Зоркий» надоел мне, я ненавижу его. Я ненавижу каждого, кто у меня фотографируется. Я создан для лучшей жизни. Я держал ее в руках. Я сам ее нашел! А ты отнял, украл!..
Он сел на продавленный диван и неожиданно по-детски всхлипнул.
Зенонас сидел спокойно, словно все это не касалось его.
— Ладно. Хватит распускать слюни, — мирно сказал он. — Надо посоветоваться.
Слезы, так внезапно хлынувшие из глаз Клапаса, так же мгновенно высохли.
— Так отдашь? — спросил он с надеждой.
Зенонас не ответил.
— Отдай, и все будет в порядке.
— Ну и дурак же ты, — беззлобно ухмыльнулся Зенонас. — Если бы я хотел тебя обмануть, то сразу мог бы сказать, что в рукописи ничего интересного нет. Ты бы и не заподозрил.
Этот аргумент отрезвил Клапаса.
— Так где же рукопись? — спросил он. — Куда ты ее дел и зачем?..
— Понимаешь, мне подменили портфель. Что ты, литовского языка не понимаешь? Подменили… Вечером я принес домой не свой, а чужой портфель. Рукописи там не было, а лежали ракетка для настольного тенниса и тапочки. Ума не приложу, где мне подсунули этот портфель? Я заходил в парикмахерскую, потом в буфет — выпить пива. Там вертелись какие-то подозрительные типы, но, кажется, я не выпускал портфеля из рук. В парикмахерской — тоже вряд ли. Уж не в парке ли, когда мы сидели там на скамейке?..
Клапас все еще с превеликим трудом пытался понять случившееся.
— В парке? — пробормотал он. — Но позволь! Там же ни души не было.
Он сидел, глубоко погрузившись в ободранное, продавленное кресло, и что-то бормотал, очевидно соображая, как же действовать дальше.
Неожиданно он сказал совершенно спокойным голосом:
— А ты осмотрел то место в парке, где мы сидели?
— Нет.
Клапас решительно поднялся:
— Пошли!
В школьном парке было тихо, только на спортплощадке ребята играли в баскетбол. Клапас и Зенонас нашли скамейку, на которой сидели вечером, и стали оглядывать и чуть ли не обнюхивать все вокруг.
— Смотри, следы! — заметил Клапас, нагибаясь.
Действительно, позади скамейки был виден отпечаток каблука. Друзья принялись еще внимательнее изучать место.
— Следы… Вот еще следы и вытоптано… Здесь кто-то был во время нашего разговора, подслушивал и наверняка подменил портфель.
Зенонас ничего не ответил. Клапас продолжал рассуждать:
— Но кто мог подслушивать? Нарочно или случайно? Как подменили портфель?.. Ведь такой, похожий портфель нужно было специально носить с собой. Значит, это не случайность.
— Чем это вы тут занимаетесь?
Приятели вздрогнули. Они так углубились в свои исследования, что не заметили подошедшего школьного сторожа Адо?маса — усача с березовой метлой в руках. Он стоял у скамейки, сердито и подозрительно разглядывая фотографа и его спутника. Мрачное лицо Адомаса не предвещало ничего доброго.
— Гм… что… делаем?.. Мы тут, отец… мы хотели сфотографировать школу и парк, — нашелся Клапас и льстиво добавил: — Тут у вас так красиво… Весь город только об этом и говорит.
— Делать вам больше нечего, — проворчал усач.
— Как это нечего, отец? — возмутился Клапас. — Мы серьезные люди, фотографы-художники. Хотим сделать снимки. А хороший снимок — это искусство, понимаешь, отец, искусство. Все как живое: и человек, и дерево, и даже трактор. Искусство — великое дело, отец!
Сторож смутился. И в самом деле, чего он пристал к людям.
— Ну, ежели для искусства, так оно, конечно, дело другое. Только чтобы деревья ножами не резать.
— Деревья резать? — ужаснулся Клапас. — Да я бы отрубил руки таким негодяям.
— Недавно один такой художник изувечил три липы. Отлучился я вечером, вроде всего на несколько минут, а он и изрезал. Вы только посмотрите, на что это похоже, — показывал сторож.
На стволе липы было вырезано пронзенное стрелою сердце, а под ним буквы В + К. И все это обведено рамкой.
— Действительно изувечили! Какие мерзавцы! — кипятился Клапас. — Еще зеленой краской обмазали.
Сторож был нужным человеком. Может быть, при поисках исчезнувшего портфеля понадобится его содействие.
— Это наш учитель естествознания замазал раны, — пояснил сторож. — Чтобы не гнило — замазал. Вот человек, и чего он только не знает! Про каждую травку, букашку, мотылька целый день может рассказывать без устали. И слушаешь не наслушаешься.
— Может быть, закурим? — щелкнул портсигаром Зенонас.
Адомас неохотно взял сигарету. Вообще-то он не курил, но сейчас, чувствуя неловкость перед хорошими людьми, которых зря обидел, не решился отказаться.
Зенонас и Адомас закурили. Клапас суетился с фотоаппаратом, переставляя его с места на место, поворачивая в разные стороны.
Наконец щелкнул затвор.
— Ну, отец, подойди, сейчас и тебя снимем! — Клапас повернул рычажок. — Будет у тебя портрет на память.
Важность Адомаса сразу же как рукой сняло. Он стоял смущенный и нерешительно отказывался:
— Да где уж мне! Подмести вышел и не одет…
— Ничего, ничего, все будет хорошо! — Клапас нашел для Адомаса хорошее место посреди дорожки. — Внимание!
Адомас подтянулся, даже кончики его длинных усов подскочили кверху, и покрепче сжал в руках метлу.
Щелкнул аппарат.
— Так за снимками, может, зайти куда? — спросил Адомас. — У меня время есть, мне нетрудно…
— Когда сделаем, принесем, отец, — успокоил его Клапас. — Не волнуйся!
Они распрощались.
— Этот сторож еще может нам пригодиться, и даже очень, — сказал Клапас, когда они с Зенонасом очутились на улице. — Стоило потратить на него пленку.
Пройдя изрядное расстояние, они очутились в Старом городе и вскоре были в небольшой холостяцкой комнате Зенонаса. Хозяин достал из шкафчика черный портфель с монограммой в углу и швырнул его на стол. Клапас долго вертел портфель в руках, открыл его, вынул тапочки, ракетку. Конечно, ее владелец мог бы написать на ручке хотя бы свое имя. Но, увы, он был аккуратным человеком. Клапас уставился на монограмму.
— Р. Ж. Гм, попробуй угадай теперь имя и фамилию в этой путанице, — рассуждал он вслух. — Р. Ж.? Он это или она? Где искать его? Тапочки такого размера, что их владелец может быть учеником, каким-нибудь мальчишкой… или девчонкой. А может быть, и женщина, какая-нибудь учительница? У подростков и женщин нога примерно одинакового размера… Р. Ж.?! Но с какой целью заменили портфель? Нарочно или просто по ошибке? Черт знает что! Сто вопросов, и ни на один нет ответа!
