улыбками и обычным «Как дела?» Он мне симпатичен. Почему? Не знаю. Просто симпатичен. Да и он, я чувствовал, симпатизировал мне. Участвовать в радиопередаче второго (главного) канала израильского радиовещания его, меня и моего друга Авраама Коэна, председателя Союза воинов и партизан-инвалидов войны с нацизмом, пригласил журналист Ицхак Ной. Передача, посвящённая шестидесятилетию Победы над Германией, транслировалась вечером восьмого мая.
Ицхак Ной задавал вопросы, связанные с участием в боях. По телефону в беседу вступали два профессора-историка, они комментировали наши рассказы.
После официального открытия памятника евреям-партизанам на территории танкового музея в Латруне 9-го апреля 2008 года.
Слева направо – председатель Союза партизан Барух Шуб, министр обороны Израиля Эхуд Барак, Ион Деген.
Полуторачасовая передача приближалась к концу, и журналист спросил Коэна, где он встретил День победы. «В госпитале», – ответил Авраам. Тот же вопрос Ицхак задал мне, и я ответил так же. А вот ответ Баруха отличался от нашего. Оказывается, у него победа не вызвала всплеска эмоций подобных тем, которые испытали мы с Авраамом. Барух в составе группы бывших партизан оказался в Румынии. Этим путем евреи, прикрываясь фальшивыми документами, пытались нелегально пробраться в Грецию и дальше в Палестину. Конечно, они не могли не радоваться победе. Но слишком шатким было их положение в чужой стране для всплеска эмоций.
– Ну, хорошо, – спросил Ицхак, – а был у тебя на войне какой-нибудь особый день, который ты запомнил?
– Был. Тот день я никогда не забуду. Собственно говоря, в тот день война для меня закончилась. Это было тринадцатого июля 1944 года. Наш еврейский партизанский отряд вступил в Вильно. Мы вступили с севера. Красная армия наступала с востока.
Небольшое отступление. В 1990 году был опубликован мой очерк «Вильнюс», он вошёл потом в книгу «Война никогда не кончается». В очерке описаны пять дней страшных уличных боёв в городе, окружённом войсками Красной армии. Я позволил себе эпитет «страшных», хотя мог ограничиться простым упоминанием участия в боях единственного танка знаменитой Второй отдельной гвардейской танковой бригады. Она была названа в приказе Верховного, сообщавшем о взятии Вильнюса. В первый день боев бригаду представляли три танка. Взвод. В тот же день мой танк подбили, я пересел в другую машину. На следующий день подожгли танк моего друга Ванюшки Соловьева. Сгорел весь экипаж. А мне повезло. Лишь танкист, переживший уличный бой в большом городе, может понять, что такое «пять дней боев». Тогда, в июле 1944 года, я не знал, что все эти пять дней мой танк воевал на территории вильнюсского гетто. Узнал об этом тридцать лет спустя. Лишь тогда до меня дошло, почему подошедшая к моему танку группа партизан с красными повязками на рукаве говорила на идише. Узнал я об этом тридцать лет спустя. Именно тогда до моего сознания дошло, почему именно к моему танку подошла группа партизан с красными повязками на рукаве. С красными, советскими, а не с красно-белыми повязками польских партизан. Именно тогда я понял, кто эти партизаны, говорившие на идише.
Отступление завершено. Я возвращаюсь к вечеру восьмого мая 2005 года, к радиопередаче, посвященной шестидесятилетию со дня Победы.
Я улыбнулся. Ицхак Ной заметил мою улыбку и спросил:
– Что-нибудь не так?
– Так. Только Красная армия окружила Вильнюс ещё восьмого июля.
Барух посмотрел на меня, кивнул и продолжил:
– Так вот этот день тринадцатого июля, это утро я никогда не забуду. Я помню его, как будто это было вчера.
– И погоду ты помнишь? – Спросил я.
– Конечно. Моросил тёплый летний дождик.
– И помнишь, где вы остановились, когда пришли в город?
– Конечно. Возле советского танка. И ты не поверишь, – сказал Барух, обращаясь ко мне, – командиром этого танка был еврейский мальчик.
– Поверю, Барух, поверю. Пожми руку этому еврейскому мальчику. Это был я.
Глаза Баруха повлажнели. Он схватил мою руку. Авраам и Ицхак на мгновенье потеряли дар речи. Студию заполонила явно непредусмотренная пауза. Первым, как и положено, пришёл в себя Ицхак Ной:
– Невероятно!
На следующий день утром мы встретились с Барухом на церемонии в Яд ва-шем, а вечером – в Музее танков. Мы должны были убеждать наших общих знакомых, слышавших радиопередачу, что для нас это действительно было неожиданностью, что это не был журналистский трюк, приготовленный заранее. И те, кто поверил нам, тоже восклицали: «Невероятно!». Такая вот встреча через шестьдесят лет и десять месяцев
Памяти Семёна Вортмана
Стихи звучат в ночной тишине пустынных улиц. Семён Вортман преподающий историю искусства в Черновицком художественно-прикладном училище, читает мне, студенту-медику, свои стихи о Тиле Уленшпигиле
