По возрасту я был моложе большинства моих слушателей. Возможно, этим в какой-то мере определялось моё почтительное отношение к курсантам. Хотя изредка всё же сказывалось моё командирское прошлое.
Может быть, это командирское прошлое и было причиной того, что молодой врач относился ко мне несколько подобострастно.
Однажды, когда мы остались наедине в ординаторской после ухода курсантской группы, он сказал, что встречал в 'Правде Украины' мои корреспонденции и может оказать мне услугу – подбросить интересную тему. Он рассказал действительно забавную историю.
Его начальник, главный врач киевской скорой помощи, решила устроить пикник для большой группы врачей, сестёр, санитаров и шоферов в честь праздника Первое мая.
Второго мая на нескольких каретах скорой помощи они поехали в лес. Вы понимаете? Поехали в лес на каретах скорой помощи! Там они выпивали, закусывали, наслаждались пением птиц, вдыхали запахи весеннего леса. Начало мая. Пора цветения ландышей.
Именно ландыши включили механизм зарождения фельетона. Майские ландыши – конвалярия майялис. Знаменитое лекарство. Средство для лечения сердечных заболеваний. Это же не тема, а конфетка!
Не помню, появилась ли у меня идея написать фельетон сразу после рассказа врача, или поздно вечером, когда я освободился от записей историй болезни, когда, устав от боли, уснула больница.
Я не хвастаюсь. 'Конвалярия майялис – майские ландыши' действительно был великолепный фельетон.
На следующий день, когда, завершив работу, врачи собрались в ординаторской, я прочитал им своё творение.
Можно подвергнуть сомнению, что фельетон был шедевром, когда об этом говорит автор. Можно заподозрить его в субъективности, нескромности и даже в хвастовстве. Но реакция аудитории описывается только одним словом – триумф.
Хохотали врачи. Улыбнулся даже всегда мрачный заведующий отделением. Впервые я увидел улыбку на лице этого блестящего хирурга, страдавшего неизлечимой болезнью. Меня обнимали, целовали, осыпали комплиментами. В один голос врачи уверяли в том, что у меня недюжинный литературный талант. Как это они вообще не знали, что я пишу? Ведь от такого фельетона не отказался бы сам Чехов. Да-да, Чехов, а не Антоша Чехонте.
Присутствовавший в ординаторской молодой врач скорой помощи, фактически мой соавтор, на сей раз был не таким сдержанным, как обычно. Он сиял. Он не то аплодировал, не то потирал ладони после каждой фразы фельетона.
За всю свою жизнь я не выслушал столько похвал в свой адрес, как в эти несколько минут.
Но тут впервые подал свой голос не присоединившийся к комплементам заведующий отделением.
– Вы, конечно, написали фельетон для 'Правды Украины'? – Он знал, что изредка я пописываю для этой газеты, чтобы пополнить свою нищенскую зарплату. Я ответил утвердительно.
– И сколько вам заплатят?
– Рублей тысячу двести. – Это в полтора раза больше моей зарплаты.
– Неплохо. А вы знакомы с героиней вашего фельетона, с главврачом скорой помощи?
– Нет. Я даже не представляю себе, как она выглядит.
– Не представляете себе… А представляете себе, что будет с ней после появления вашего фельетона в республиканской газете? А фельетон, безусловно, появится. Он написан талантливо. Будь я редактором, не на секунду не задумывался бы над тем, опубликовать его, или нет. Но вот из семнадцати врачей нашего отделения больше половины могут рассказать вам, кого вы облили грязью.
– Простите, Пётр Андреевич, я никого не обливал грязью. Я только завернул факт в литературную обёртку.
– Завернули…
Тут врачи, которые только что возносили меня на вершину Парнаса, стали рассказывать о героине фельетона.
Оказалось, что это не просто женщина, не просто блестящий организатор здравоохранения, не просто руководитель одного из крупнейших киевских лечебных учреждений, а шестикрылый серафим, сеющий добро на каждом шагу. Заведующий отделением прервал поток славословий:
– А вам не пришло в голову, что даже выезд на пикник, на майские ландыши был продиктован желанием хоть как-то скрасить нелёгкую жизнь своих подчинённых?
Я стоял, перебирая в руках листы, которые только что были источником моего триумфа, и чувствовал себя, как опущенный в ледяную прорубь.
– Ион Лазаревич, – спросил заведующий отделением, – надо полагать, когда вы писали фельетон для 'Правды Украины', вас интересовал не литературный успех, а заработок? Не так ли?
– Именно так.
– В таком случае продайте мне фельетон. Свои тысячу двести рублей вы получите.
К заведующему отделением я относился с огромным уважением. Он этого заслуживал. Но тут я посмотрел на него так, что от этого взгляда можно было окаменеть. Резко, словно вмазывая ему оплеуху, я порвал фельетон на мелкие куски и выбросил их в корзину. Кто-то из врачей ахнул. Заведующий отделением встал из-за стола, подошёл ко мне и обнял.
– Спасибо.
Молодой врач скорой помощи угас и незаметно выскользнул из ординаторской.
Погиб мой шедевр, а главное – дополнительный заработок, в котором я так нуждался.
Прошло несколько лет. Не помню, при каких обстоятельствах я познакомился с главным врачом киевской скорой помощи. Помню, что обратился к ней с просьбой, уже будучи хорошо знакомым с этой сердечной женщиной. Мне понадобилась карета скорой помощи, чтобы из Бориспольского аэропорта перевезти в нашу больницу моего друга, которому в Крыму оказали первую помощь по поводу перелома бедра. Обстоятельства усугублялись тем, что из-за грозы существенно нарушилось расписание прибытия самолётов.
Она оказала услугу в сложной обстановке так, словно слегка передвинула кресло в своём кабинете. К тому времени я уже имел возможность убедиться в том, что это её стиль, что она именно так оказывает помощь. Я уже имел возможность убедиться в том, что в хирургическом отделении поскупились не добрые слова, описывая её в день моего единственного литературного триумфа.
Однажды в моём присутствии заведующий отделением рассказал ей о фельетоне, о моём художественном чтении в ординаторской, о реакции аудитории и печальном финале опуса. Она буквально была огорошена.
– Неужели тот выезд на пикник посчитали криминалом? Кто же вам его так представил?
Я не назвал источника 'Майских ландышей'. Зачем? Я даже не знал, продолжает ли он работать в скорой помощи. Разлука с ним вскоре после описанных событий не была печальной. А потом я вообще забыл о его существовании. Но сейчас, вспомнив, я решил навести справки.
Это было несложно, так как кареты скорой помощи почти ежедневно доставляли нам больных, и мы были в добрых отношениях со многими врачами их службы.
Кажется, уже на следующий день я спросил у врача скорой помощи о том самом юном коллеге.
– Ах, этот? Неприятный тип. Скользкий. Он уже давно у нас не работает. Делает науку. Если с таким же усердием, как работал на скорой помощи, то великие открытия нам не угрожают.
С этим врачом я был в добрых отношениях, поэтому решил спросить о том злополучном пикнике.
В общем, всё было так, как в скелете моего фельетона. Но благодаря другому углу зрения картина вырисовывалась непохожая на описанную мною.
Выезд состоялся на пяти старых каретах, только что вернувшихся из капитального ремонта и ещё не укомплектованных бригадами. На пикник в три заезда выехали лучшие работники скорой помощи. Это было своеобразной наградой в честь праздника.
– А тот, как вы говорите, скользкий не был награждён?
– Награждён? За что? За нерадивость? Босс считала, что молодой еврейский парень, принятый на работу по блату, выложится, как выкладывается большинство евреев. Именно поэтому она, для которой работа это всё, так относится к евреям и воюет с начальством, чтобы принять евреев на работу. Именно
