Ко мне бежали приятели. Гурьбой, сбившись в кучу, будто табунок молодняка, вспугнутый волками. Алатан-улатан, как они глядели на меня! Во все глаза, не моргая.
— Вот, — Кустур протянул мне лук. — Забирай.
— Подарок, — напомнил я. — Не отдарок.
— Боюсь, — признался Кустур.
— Чего?
— Ну, подарил, а вдруг передумаешь? Придешь забирать…
— Я?!
— Ага, ты. Ты придешь, тут мне и конец.
— И я боюсь, — кивнул Вилюй. Губы его дрожали. — Ты меня по плечу больше не хлопай, ладно? Ты меня нигде больше не хлопай.
ПЕСНЯ ВОСЬМАЯ
1
Свистулька
Розовое стало красным. Ну, брусничным. Сиреневое — темно-лиловым. Это я о небе, если что. Сопки отражались в озере, двоились, вытягивались в линию, смыкаясь подножьями, и берег походил на дол меча: обоюдоострого, щербатого, с зазубринами вершин. Не знаю, кто дерется таким мечом. Или не дерется? Ущелья прорубывает, а? Озеро впитывало в себя все цвета: брусничный, темно-лиловый, белый, зеленый, рябенький, черный. Растворяло, размывало, превращало в обман зрения. Шуршание травы было подобно смеху. Тихий, обидный, смех несся отовсюду. Над водной гладью парил белый стерх[38], высматривая рыбу, лягушек, а может, намереваясь полакомиться молодыми ростками осоки. Он качался на потоках воздуха, словно насмешка трав служила для него чудесной опорой, но вот стерх лег на правое крыло и умчался прочь.
Я сидел выше по склону. Ветер раскачивал лиственницы, редкие и высоченные. Орали птицы: наверное, рассказывали мне, какой кромешный ужас недавно согнал их с веток. Недавно? Давно. Вечер на дворе, а я сижу здесь, боотур боотуром, вместо того, чтобы встать и пойти домой.
