Возле дома нас поджидал здоровенный черный адьярай.
6
Мы пропадаем пропадом
— Мастер Кытай! Как я рад вас видеть!
Я полез к кузнецу обниматься, но вовремя спохватился:
— Да расширится ваша голова!
Мастер Кытай улыбался, блестел железными зубами. Было видно, что он подготовился к встрече: вон, даже ржавчину с зубов счистил. И приоделся: на волчью доху ужасающих размеров, небось, целая стая пошла. Соболья шапка о трех хвостах, сапоги из лосиной шкуры с меховыми отворотами. Знакомый фартук тоже никуда не делся: его Кытай Бахсы нацепил поверх дохи. Улыбался кузнец мне, а смотрел на Нюргуна. Ой, как же он смотрел! И облизывался длиннющим багровым языком — точь-в-точь как его доченька Куо-Куо!
Семейное это у них, что ли?
— Ваша работа?!
Дом сверкал на солнце. Дом подмигивал окнами, прозрачней горного хрусталя. Он только что дверь не спешил перед нами отворить: заходите, гости дорогие! Крыша, крыльцо, карнизы — снега нигде не было. От постройки тянуло ощутимым теплом. Дом будто испекли в земляной печи, или вытащили из пылающего горна.
— Чья же еще? Нравится?
— Очень! А кто здесь живет?
— Да ты и живешь, парень. С этим красавцем.
Умсур захохотала. Даже Мюльдюн — чудо из чудес! — ухмыльнулся. Мне хотелось их убить, а может, обнять и расплакаться.
— Умсур! Мюльдюн! Мастер Кытай!
— Ну? — в три глотки.
— А я, балбес, — юрта, котлы, припасы…
И тут меня аж пот прошиб:
— Алатан-улатан! Эй, Мюльдюн, что это?!
Перед нами ворочалось ездовое облако. Если не знать — и не скажешь, что неживое! Оно встряхнулось, как пес, выбравшийся из воды. Белые колючие брызги полетели во все стороны. Кажется, пес решил, что все еще мокрый: тряска и не думала прекращаться. Напротив, она усилилась. Облако скакало зайцем, подпрыгивало на локоть вверх, собиралось в плотный комок, падало, растекалось киселем по земле.
— Ой-бой! — кричало оно. — Ой-боой!
Голос у облака был девичий. Очень знакомый был голос.
— У-ю-юй! Аай-аайбын!
— Стоять! — рявкнул Мюльдюн.
— Я ничего не трогала! — откликнулось облако. — Оно само!
— Стоять!
— Я стою! Нет, я сижу!
— Да не ты, тупица! Стоять!
— Ыый-ыыйбын!
Облако угомонилось. Когда самый зоркий охотник не смог бы разглядеть в нем и намека на попрыгучесть, Мюльдюн с угрозой велел:
