Мешок упал под ноги Айталын. Сестра прижала подбородок к груди, словно готовилась прыгнуть с крутого берега в холодную речку. Голос ее зазвенел от слез, а может, от злости:
— Пропадут они тут! Пропадут без меня!
— Не пропадем! — возмутился я.
— Пропадете пропадом! Откуда у вас руки растут?
— Откуда надо!
— Вот-вот! Мне лучше знать!
— А с тобой не пропадем?
— Со мной нет! Я вам стряпать буду!
— Мы и сами…
— Стирать! Убирать! Одежду латать!
Я поймал ее взгляд, брошенный на Нюргуна. Уж не знаю, как надо смотреть, чтобы видеть в голом волосатом громиле беспомощного, нуждающегося в няньке младенца, но Айталын это удалось. Я шагнул вперед, собираясь помочь Мюльдюну загнать упрямицу в облако, и никуда не шагнул, потому что чьи-то пальцы взяли меня за плечо. Подержали, удержали, отпустили. Нюргун протопал мимо нас, нимало не смущаясь своей наготой, и встал между Айталын и Мюльдюном. Сутулый, курящийся паром, он обождал, пока Айталын юркнет ему за спину, и выпрямился. В действиях Нюргуна не было ни угрозы, ни сомнений — одна спокойная решимость.
— Не люблю, — сказал он Мюльдюну. — Люблю.
И для верности указал, кого он любит, а кого не любит.
— Дурак! — с восторгом пискнула Айталын.
Ну, это она зря. Хорошо обзываться, когда в безопасности.
— В дом пошли, — вздохнула Умсур.
И вздохнула еще раз, когда малышка Айталын влетела в дом первой.
ПЕСНЯ ВТОРАЯ
1
Железные яйца мастера Кытая
