— А это что? У мамы с папой такого нет!
Айталын тыкала пальцем в блестящие корни, вьющиеся под потолком.
— Побочные эффекты, — Умсур не слишком заботилась, понимаем мы ее или нет. — Спешка, сроки поджимают, вот кое-что наружу и повылазило. Ерунда, не обращайте внимания.
— Как та дыра на кухне?
— Ага. Жить не мешает, и ладно.
Позже я обнаружил в доме много всякой ерунды, которая жить не мешает. Жить она и вправду не мешала, но по первому разу приводила в оторопь. Чего стоила кладовка, где по углам клацали зубы-невидимки, и что ни поставишь — всякий раз найдешь на другом месте? А светящаяся стена в отхожем месте? По ней дни напролет гуляли радужные сполохи. Айталын утверждала, что из этих сполохов однажды вышел дедушка Сэркен, спел песню про цветы багульника, распустившиеся в его сердце, и ушел обратно в стену. А угол, где копошились блестящие червяки? Они выбирались из-под пола и ввинчивались в косяк двери, не оставляя после себя никаких следов. И еще…
Но это все выяснилось позже. А тогда Умсур, желая отвлечь нас от подозрительных странностей дома, хвалилась напропалую:
— Тут вещам можно приказывать, как слугам.
— И они будут делать, что я скажу?
— Будут.
— Ври больше! — фыркнула Айталын.
Мы вошли в просторную комнату. Здесь без труда разместилось бы три дюжины гостей.
— Эй, лавки! — скомандовала Умсур. — К столу!
По полу дробно застучали деревянные ноги. Лавки пришли в движение, окружили стол, будто волки — лосиху. Мне вспомнился бойкий Уотов арангас, и я проникся к лавкам искренней неприязнью. Сами на них сидите, да!
— Ух ты! — глаза Айталын округлились от восторга. — А мне можно?
И, не дожидаясь разрешения, завопила как резаная:
— Эй, котел! Бегом на стол!
Со стороны кухни брякнуло, грюкнуло. В коридоре послышалось торопливое звяканье. Сияя начищенными боками, в дверь вбежал медный котел. У него обнаружилось шесть тонких паучьих ножек, тоже медных. Добравшись до стола, котел подобрался, согнув все ноги в суставах — и, скакнув по-заячьи, очутился на столешнице. Куда после этого спрятались ноги, я не заметил.
Тут нас и прорвало.
— Эй, миски! На стол!
— Эй, ложки! Прыгайте в миски!
— Эй, точило! Почему ножи тупые?!
— Эй, метла! За работу!
— Эй, миски! Давай назад!
Ладно, малышка Айталын! Мы с Умсур веселились, как дети, наперебой выкрикивая распоряжения. Вокруг скакало, летало, мелькало, блестело. Вещи объявлялись, уносились, метла скребла и без того чистый пол, вжикало послушное точило… Даже суровый Мюльдюн-бёгё принял участие в общей забаве:
— Эй, дверь!
Он поразмыслил и велел:
— Закройся.
Дверь послушно закрылась. В нее с оглушительным звоном врезался котел, спешивший на кухню. Мюльдюн насупился:
— Дверь, откройся.
Котел умчался, цокая медными ножками.
— Дом, остынь! — вспомнила Айталын. — Ой, погоди! Не остывай совсем! Дом, ты так, чтоб не жарко и не холодно! Чтобы в самый раз!
Она замерла в ожидании. Но долго ждать было не в ее характере:
— Не работает! Жарко!
— Экая ты торопыга! — рассмеялась Умсур. — Дом мгновенно остыть не может. Ему нужно время.
Сестренка хотела возмутиться, но не успела.
