отвала, поглядел с важностью и сказал:
— Случается людям поссориться и даже подраться, но нет ничего лучше, когда у соседа с соседом лад!
— Нет ничего лучше, — с такой же важностью поддержал его старый Вильк.
— Бывает и так, — продолжал Мацько, — что надо человеку в дальний путь отправляться и жаль ему уехать, не простясь с соседом, с которым он не в ладу жил.
— Спасибо на добром слове.
— Не на одном только слове, я ведь и приехал к вам.
— От души рады вас видеть. Милости просим хоть каждый день.
— Рад бы и я принять вас в Богданце, как подобает принимать людей, которые знают, что такое рыцарская честь, да в дорогу тороплюсь.
— На войну или в святые места?
— Да уж лучше бы на войну или в святые места, а то хуже — к крестоносцам.
— К крестоносцам? — в один голос вскричали отец и сын.
— Да! — подтвердил Мацько. — А кто едет к ним, не будучи им другом, тому лучше и с Богом, и с людьми примириться, чтобы не лишиться не только жизни, но и вечного спасения.
— Удивительное дело! — воскликнул старый Вильк. — Не встречал я ещё человека, который не терпел бы от них обид и утеснении.
— Так и все наше королевство! — прибавил Мацько. — Ни Литва до святого крещения, ни татары не причиняли нашему королевству столько обид, сколько эти дьяволы-монахи.
— Истинная правда, но только, знаете, терпели мы, терпели, а теперь уж невмочь, пора кончать с ними, да вот так!
И старик плюнул в кулак, а сын прибавил:
— Только так.
— Так-то оно так, да вот когда? Не нашего ума это дело, королю оно виднее. Может, скоро это будет, а может, и не скоро… Один Бог знает, а покуда мне надо ехать к ним.
— Не с выкупом ли за Збышка?
Когда старый Вильк упомянул имя Збышка, сын мгновенно побледнел от ненависти и лицо его приняло враждебное выражение.
Но Мацько спокойно ответил:
— Может, и с выкупом, но только не за Збышка.
Любопытство обоих хозяев Бжозовой было ещё больше возбуждено.
— Это ваша воля, — не выдержал старик, — сказать или не сказать, зачем вы туда едете.
— Я скажу вам, скажу! — закивал головой Мацько. — Только сперва я про другое хочу с вами потолковать. Дело-то вот какое, уеду я и оставлю Богданец на произвол судьбы… Раньше, когда мы оба со Збышком воевали под знаменами князя Витовта, за нашим добром аббат приглядывал, да и Зых из Згожелиц, а теперь и того не будет. Тяжело, как подумаешь, что зря ты трудился, зря старался… Вы ведь сами знаете, как оно бывает: людей у меня переманят, межи запашут, всяк, сколько сможет, угонит скотины из стада, и коли приведет Бог благополучно воротиться домой, так воротимся мы опять в разоренное гнездо. Одно тут средство, одно спасение: добрый сосед. Вот и приехал я к вам просить по-добрососедски присмотреть за Богданцем и не дать разорить его.
Старый и молодой Вильки переглянулись в изумлении при этих словах и не нашлись сразу, что ответить. На минуту воцарилось молчание. Мацько поднес к губам чару меда, осушил её и продолжал так спокойно и доверительно, будто оба они век были его закадычными друзьями:
— Не таясь, скажу я вам, кого я больше всего опасаюсь. Не кого иного, как Чтана из Рогова. Вас бы я не боялся, даже если бы мы расстались с вами врагами, вы люди благородные, лицом к лицу встретитесь с врагом, а за спиной вымещать ему подло не станете. С вами дело совсем другое!.. Рыцарь он всегда рыцарь! Но Чтан человек простого звания, от него всего можно ждать, да и знаете, очень он зол на меня за то, что не даю я ему подступиться к Ягенке.
— Для племянника её бережете! — взорвался молодой Вильк.
Мацько с минуту глядел на него холодным взором, а затем обратился к старику и сказал:
— Мой племянник, скажу я вам, женился на одной мазурской владетельнице и взял за нею богатое приданое.
Снова воцарилось ещё более глубокое молчание; отец с сыном, разинув рты, уставились на Мацька.
— Как же так? — воскликнул наконец старик. — Ведь болтали, будто бы… Нет, скажите, как же так?..