— Ну и что же?
— Службу заказал о здравии дяди, вот и все.
Аббат нетерпеливо заерзал на сундуке.
«Ишь! — подумал он. — Не встретился ни с Чтаном, ни с Вильком; может, их не было, а может, он и не искал их. Дал я маху!»
Аббат страшно был зол, что ошибся и обманулся в своих расчетах. Кровь мгновенно прилила у него к лицу, он запыхтел и стал отдуваться.
— Поговорим о залоге! — сказал он, помолчав с минуту времени. — Деньги есть?.. Нет, так Богданец мой!..
Мацько, который знал, как с аббатом нужно держаться, молча поднялся, открыл сундук, на котором сидел, достал, видно заранее приготовленный, мешок гривен и сказал:
— Люди мы бедные, но не без деньжат, и что с нас причитается, все платим сполна, как написано в закладной, которую я сам засвидетельствовал, сам крест святой на ней поставил. Ежели за порядок и за прибыль в хозяйстве доплату желаете получить, спорить не станем, заплатим, сколько велите, и в ноги вам поклонимся, благодетелю нашему.
С этими словами он поклонился в ноги аббату, а вслед за ним то же самое сделал Збышко. Аббат, который думал, что с ним станут спорить и торговаться, был совсем озадачен и даже огорчен, так как ему хотелось выставить при торге свои условия, а меж тем случай был упущен.
Отдавая закладную с крестом, поставленным неграмотным Мацьком, аббат сказал:
— Что вы мне про доплату толкуете?
— Не хочу я даровщины, — ответил хитрый Мацько, который знал, что чем больше он тут будет спорить, тем больше выиграет.
Аббат мгновенно вспыхнул:
— Видали! Даровщины не хочет от родичей! Кусок наш ему поперек горла стал! Не пустое место я брал в залог, не пустое и отдаю, а захочу наземь швырнуть этот мешок, так и швырну!
— Этого вы не сделаете! — воскликнул Мацько.
— Не сделаю? Вот ваш залог, вот ваши гривны! Даю вам из милости, а захочу, на дороге брошу, и нет вам до этого никакого дела. Говорите, не сделаю!
С этими словами он ухватил мешок за затяжку и грохнул его об пол так, что лопнуло полотно и посыпались деньги.
— Спасибо! Спасибо вам, отец и благодетель! — воскликнул Мацько, который только этого и ждал. — От другого я бы не взял, а от родича, да ещё духовного, — возьму!..
Аббат некоторое время грозно взирал то на него, то на Збышка и наконец сказал:
— И в гневе я знаю, что делаю. Владейте, это ваше добро, но знайте, больше не видать вам ни единого скойца.
— Да мы и на это не надеялись.
— Так и знайте, все, что после меня останется, получит Ягенка.
— И землю? — наивно спросил Мацько.
— И землю! — рявкнул аббат.
Лицо у Мацька вытянулось, но он овладел собою и сказал:
— Э, что там думать о смерти! Дай вам Бог сто лет здравствовать, а сперва дай вам Бог богатую епископию.
— А хоть бы и так!.. Хуже я других, что ли! — отрезал аббат.
— Не хуже, а лучше.
Эти слова успокоили аббата, да он и не мог долго сердиться.
— Ну, — сказал он, — вы мои родичи, а она только крестница, но давно уж люблю я её и Зыха. Нет на свете человека лучше Зыха, и девушки нет лучше Ягенки! Кто может сказать про них дурное?
И он вызывающе повел глазами: но Мацько и не думал возражать, напротив, он поспешил подтвердить, что более достойного соседа не сыскать во всем королевстве.
— Что ж до девушки, так я бы родной дочки так не любил, как её люблю. Она меня поставила на ноги, по гроб я этого не забуду.
— Будете ввергнуты в геенну огненную, коли про это забудете, — сказал аббат, — я первый прокляну вас за это. Не хочу я вас обижать, вы мои родичи, потому и придумал я, как сделать, чтобы все мое наследство досталось и Ягенке, и вам, — поняли?
— Дай-то Бог, чтоб так оно было! — ответил Мацько. — Господи Иисусе, да я бы пешком пошел в Краков ко гробу королевы и
