— Черепаха, — машинально ответила Н’доли.
— Вот-вот. Поэтому, милочка, сделайте из информации, полученной от меня, конфетку. И когда у Умслы будет аппетит, накормите его досыта. За ваш успех!
Юлия отхлебнула глоток вина. На губах остались капли: красные на красном. Промокнув рот салфеткой, помпилианка скомкала клочок бумаги, похожий на пластырь, снятый с раны, и с меткостью снайпера кинула в утилизатор. Н’доли следила за ней, пытаясь хранить невозмутимость. Эта женщина выводила Н’доли из равновесия, да что там — она била дочь Папы Лусэро на всех фронтах, несмотря на разницу в возрасте. Н’доли была хороша, Юлия была великолепна. Н’доли рано научилась привлекать внимание мужчин, Юлия родилась с этим талантом в крови. Играя первую скрипку в любом разговоре, Н’доли столкнулась с дирижером. Лидер по природе, вудуни тратила уйму сил, чтобы не попасть под влияние госпожи Руф.
Дочь буяна и пьяницы — и дочь знатного вельможи.
Дочь антиса — и первая женщина-коллантарий.
Она руководила сетью лабораторий, вспомнила Н’доли. Дома, на Квинтилисе. Она была в той же должности, что и Умсла, если не выше. Доктор социостратегии… Проклятье, эта женщина все утратила, упала с горы в болото! Почему в ней нет надлома? Где хотя бы намек на трещинку? Или это я ничего не вижу?
— Умслу зовут Черепахой, — сказала Н’доли. — Как подчиненные звали вас?
Юлия отсалютовала бокалом:
— Стерва. Меня звали Стервой, милочка.
— И вы не обижались?
— Поживите с мое, и вы будете гордиться таким прозвищем.
— Вы неподражаемы, госпожа Руф. Обычно мы, женщины, не любим поминать свой возраст. А уж в смысле старшинства…
— Ах, оставьте! — Юлия сыграла престарелую кокетку, и удачно. — Я не о возрасте. После процедуры обезрабливания возраст — это такой пустяк… Я ведь, к вашему сведению, не только лягушек резала на Квинтилисе. Я еще и была подопытным кроликом. Вы — межрасовый генетик. Вы должны понимать, что испытывает помпилианец, насильно лишенный рабов.
— Он погибает. — Н’доли почувствовала, что мерзнет. — Смертью мученика.
— В целом, да. Если не считать того, что я выжила…
Докурив, Юлия загасила сигарету. Пепельница скрылась в недрах стола. Полковник Тумидус выпил молча, без тоста, словно по покойнику, и не стал закусывать.
— Как? — У Н’доли пропал аппетит. — Как вы выжили?
— Чудом. Вы ощущаете свой Лоа?
— Конечно. Он часть меня.
— А теперь представьте, что от вашего Лоа начинают отрезать по кусочку. Режут, пока не останется одна голая сердцевина. Живое сердце без тела. Представили?
— Но зачем?!
— Двигали науку вперед. Новые качества, новые типы взаимодействий, в чем-то сходные со способностями антиса. Антиса из меня, увы, не получилось. Зато я сделалась координатором колланта без службы в армии. Но я — уникум. Второй Юлии Руф в Ойкумене нет и не предвидится.
Юлия занялась фрикасе. Одна мурена поедала другую.
— У нас, — Н’доли съела кусочек зайца, не чувствуя вкуса, — ставились прямо противоположные опыты. Мы пытались создавать искусственных энергетов. Ну, не то чтобы мы — я тогда была совсем девчонкой. Брали добровольцев — варваров, техноложцев — и искали способ перепрыгнуть через временной барьер эволюции. Наложение донорского Лоа, частичная репликация функций, психофизиологический импринтинг… плюс фармакологическая поддержка.
— Я читала об этих экспериментах, — кивнула Юлия. — Вы получили результат?
— Нет. В итоге интенсивной перестройки у добровольцев развивались частичные энергетические способности. Итог: пятипроцентные недогематры, шестипроцентные недобрамайны, недовехдены на три с половиной процента… Игра не стоила свеч. Затрат на каждого — как на космическую яхту, а на выходе — способности в районе статистической погрешности. При более
