— Ты-то? — Она смерила его пренебрежительным взглядом. — Глиста в костюме?
Андрей усмехнулся, достал корочки. Тетка с трудом разогнулась, посмотрела не в книжицу, а на капитана, подбоченилась и смилостивилась:
— Ну раз так, тащи!
Андрей поднял коробку под ее критичным оком, поставил на прилавок.
— Куда ставишь, чеканутый?! Тут же гигиена, продукты ло
— Да куда ставить-то? — сдавленным голосом сказал Андрей, вновь подхватив от испуга коробку.
— Ишь, налился, что твоя свекла! — улыбнулась, наконец, продавщица. — Отсюда и ставь на полочку. А я потом разложу. — И пояснила застенчиво: — Консервы там у меня.
— Ясно, — со скрипом разогнулся Андрей.
— Пришел-то чего? — Она деловито протерла прилавок несвежей тряпкой. — У меня вроде никто тут не хулиганил.
— Хотел узнать, магазинов других продовольственных в округе нет?
— Не-а. Летом грузовики жратву развозят, а зимой чего? Только я торгую, и в Дедово стекляшка. Но до Дедова еще километров двадцать пилить. Каждый день не накатаешься.
Андрей кивнул и достал из внутреннего кармана фотографию Бакрина:
— Человечка ищу. Не видала?
Продавщица отложила тряпку, обтерла о грязноватый халат руки и взяла снимок.
— Ну, видела недавно, — буднично сказала она, отдав ему фото и снова принимаясь драить прилавок.
— Когда? — Андрей схватил ее за руку. Она взмахнула тяжелыми от туши ресницами.
— Так вчера. После семи пришел: я табличку вешала «Закрыто» — гляжу, явился. Ну, поскандалили чуток — он, мол, обслужите. А я ему — у меня дети не кормлены. Завтра приходи.
Андрей посмотрел на часы. Было около полудня.
— И сегодня еще не приходил?
— Не-а, — продавщица улыбнулась. — Не боись, прикандыбасит, куда денется?
Андрей улыбнулся в ответ:
— Ладно. Подожду. Ты только виду не подавай, что я о нем спрашивал. Обслужи, как обычно.
— Я те что, дура деревенская? — обиделась тетка. — Все будет в ажуре, мильтончик. Иди себе, отсиживай точку в засаде!
И демонстративно повернулась раскладывать товар по полкам. А Андрей довольно улыбнулся и, отъехав на машине метров на двадцать в сторону, приготовился ждать.
А пока ждет, решил набрать Машин номер и обрадовать ее нежданной зацепкой.
Она
В тот раз после стычки он вколол ей какое-то очень сильное снотворное — пошли вторые сутки, а она до сих пор не могла прийти в себя. И дело не только в кружащейся, как в вальсе, голове и слабости в ногах. Она поняла, что потеряла надежду. Те сутки, что она ждала его со злосчастным осколком тарелки наготове, должны были привести ее к свободе, а привели к этому странному месту с большими окнами, занавешенными в несколько слоев старой пленкой, вроде плотного полиэтилена.
За полупрозрачными, чуть колышущимися импровизированными занавесями угадывались мелкие квадраты явно выбитых стекол — нещадно сквозило декабрьским холодом. И далее намечался совсем не городской пейзаж, подавали голос какие-то птицы. Но больше никаких шумов — ни человечьего голоса, ни звука мотора…
Света все равно попыталась бы позвать на помощь, но с тех пор, как она очнулась, он постоянно был где-то рядом. Она слышала его шаги за стеной: он устроил себе там лежбище, оставив ее спать прямо на бетонном полу. Тело ломило от холода, но ей уже стало все равно: скорей бы он закончил ее рисовать. Скорей бы он с ней закончил.
— Я ненадолго отъеду, — сказал он, зайдя на ее «половину», — за едой.
Она равнодушно на него посмотрела — смешно. Прям как заботливый муж. Какое ей дело, когда он вернется и за чем пошел? Один глаз у него был красный, налившийся кровью, а под ним — синяк. След ее единственного и недостаточного по силе удара. Надо было бить его, бить, пока была возможность, пока он не забился бы в предсмертной судороге! Что она за дура такая! Как могла так
