все, с чем свыклись. Я хорошо помню, как было дело, когда при покойном отце их заставили сдать оружие. Они долго сопротивлялись, прежде чем выдали эти старые ружья и пистолеты. Да и то не сразу… Сколько понадобилось настояний, угроз и наказаний…
— Ну, а теперь привыкли жить без оружия…—с усмешкой заметил граф Штампах.
— Конечно, привыкли. То же самое будет и с этими грамотами.
— Что же, значит, эти хамы были организованы по-военному? — спросил молодой ротмистр.
— Даже свое знамя было у них и знаменосец.
— Вот как!
— Тот исполинский ход,—помните, в правлении, он был там выше всех на голову,—это и есть их последний знаменосец. Он же и сдавал это знамя. Знамя они отдали позже всего. Долго не удавалось выяснить, где они прячут его. А оно было здесь, в Уезде, как и грамоты. У отца этого великана. Я послал за знаменем мушкетера, но они не отдали его. Только когда им пригрозили как следует, они сами принесли его. Надо было видеть это зрелище! Знамя нес сам Пршибек, этот высокий, и с ним пришла чуть не вся деревня — его отец, староста, кон-шелы и все мужчины. Это были почетные проводы знамени!—добавил барон с ядовитой усмешкой.—А когда они сдавали его здесь, в канцелярии, старый Пршибек расплакался, да и многие другие из этих упрямцев утирали слезы.
— Словно старые солдаты,—вставил полковник.
— А это знамя где-нибудь сохраняется или уже уничтожено?—поинтересовался ротмистр.
— Оно, кажется, где-то здесь, среди старого хлама. Управляющий, наверное, знает, где оно. Хотите взглянуть, господа?
Гости ответили, что хотели бы посмотреть на это мужицкое знамя. Ламмингер позвонил в колокольчик, управляющий появился в дверях. Он достал ходское знамя, которое стояло за большим темным шкафом, где хранились бумаги. Не без труда вытащил он знамя из пыльного угла, вышел во двор, чтобы отряхнуть с него пыль, и принес обратно господам.
— Древко сильно надломлено,—сказал он, развертывая знамя, когда-то белое, окаймленное черной полосой, а сейчас неопределенного цвета. Знамя было разорвано в нескольких местах. Барона окружили гости.
— Это не от ветхости, это почетные раны,—заметил полковник, рассматривая дыры.
— А вот и герб — песья голова! — воскликнул молодой граф из Вртбы, указывая на вытертую, полинявшую вышивку.
— Им больше бы подходила бычья голова! —засмеялся Ламмингер и, обратившись к управляющему, спросил, как ведут себя ходы.
— Как и вчера, ваша милость, Козина и Пршибек, да и тот волынщик даже не пикнули, когда мушкетер их драл лозами.
Ничего не ответив, Ламмингер повернулся к офицерам.
— Если угодно, приступим, господа?
— Да, можно начинать,—ответил полковник. Ламмингер кивнул управляющему. Тот прислонил ходское
знамя к стене поближе к камину и вышел за дверь. Минуту спустя он вернулся с кутским коллегой Кошем и двумя служащими барона. За ними вошли узники с Козиной и Матеем Пршибеком во главе. Ходы выстроились полукругом перед господами. Управляющий, знавший уже о замысле своего хозяина, поставил на стол перед Ламмингером ларец с ходскими документами. Старый Пршибек и староста Сыка вздрогнули при виде ларца. Матей Пршибек с помрачневшим лицом смотрел на старое знамя.
— Узнаете? —ледяным тоном начал Ламмингер, указывая на ларец.—Здесь ваши грамоты.
При этих словах управляющий поднял крышку ларца и стал вынимать грамоты одну за другой, так, чтобы все их видели.
— Все, что ли, тут? —произнес он как бы невзначай и при этом поглядел на старосту Сыку.
Тот заморгал глазами.
— Все, ваша милость! —подтвердил он.
— Ну, так проститесь с ними! —сказал управляющий. Взяв большие ножницы, он отрезал от грамот печати, бросая их в пылающий камин, а затем туда же отправил и все грамоты. Пергамент зашипел, и ярко вспыхнул огонь. В мгновение ока были уничтожены гарантии прав и вольностей, которые почитались и соблюдались в течение нескольких столетий. Из присутствовавших здесь ходов только старый Пршибек пользовался когда-то благами этих вольностей. Остальные знали о золотой свободе только по рассказам стариков. Но каждый из них верил, что это их сокровище утрачено не навсегда и волшебным ключом к нему являются эти старые грамоты, унаследованные от предков. И вот теперь грамоты пожирает огонь, сейчас они превратятся в горсть пепла, и вместе с ними навсегда погибнет последняя надежда на избавление от позорного крепостного рабства.
Ламмингер обвел глазами ходов. Злорадный огонек горел в его холодном взгляде. Да, он не ошибся, и расчет его был правилен. Наконец-то! Вчера еще они упорствовали, даже когда он им грозил солдатами и виселицей! А сейчас… Сейчас они
