получили сейчас с нарочным сообщение, что ходы подняли бунт с оружием в руках, захватили управляющего пана Ламмингера и, по всей вероятности, уже убили его. А мы чтобы пустили вас домой? Нет! Хотите — присягайте, подайте этим своим землякам добрый пример и посодействуйте их успокоению. Не хотите — будем считать вас такими же бунтовщиками. Итак —будете присягать?
— Ваша милость! —взмолился Криштоф Грубый.—Я уже стою одной ногой в могиле… дайте нам хоть время на размышление…
— Не могу. Будете присягать?
— Не можем! —твердо ответил Козина.—Мы ни в чем не виновны, и наши права имеют полную силу.
На мгновение водворилось молчание. Судьи с изумлением глядели на молодого хода.
— Ну, а вы, остальные… согласны с ним? Будете присягать?
— Не можем! —глухо, но твердо прозвучало семь голосов. Председатель сделал знак рукой. Человек в черном кафтане
в свою очередь сделал знак ходам, чтобы они уходили. В коридоре их ожидали десять императорских мушкетеров с офицером во главе. Офицер крикнул ходам:
— Следуйте за мной!
На всем пути от Градчан до новоместской ратуши люди останавливались и глядели на необычное шествие. Семеро крестьян, высоких и статных, в белых суконных жупанах и черных широкополых шляпах шагали, окруженные мушкетерами. Один из солдат нес семь тяжелых дубовых чеканов, которые были отобраны у ходов на постоялом дворе; там на минуту остановилось шествие, чтобы арестованные могли захватить свои узелки. Пражские жители с любопытством рассматривали странных «преступников» и особенно крестьянина, которого вел под руку молодой ход. Люди указывали друг другу на арестованных, на их шляпы, на чеканы, на красные ленты, развевавшиеся в петлице жупана у молодого хода. Ходы не разговаривали между собой. Только вначале, по выходе из Градчан, они переспрашивали друг друга: хорошо ли они расслышали, что ходы восстали? Да, все это слышали. Каждый мог сказать словами старосты Иржи Печа из Ходова:
— Да, я хорошо это слышал. Так и сказал тот пан за столом в суде.
— Ох-ох! Что-то будет! —сокрушался Грубый.
— Это, наверное, Пршибек…—угрюмо заметил Козина. Он вспомнил о жене и детях. Когда ходов привели под своды но- воместской ратуши, а затем в тюрьму, эта мысль еще больнее резнула его.
— Ну, с богом! —вздохнул Грубый, переступая порог городской тюрьмы. Так прощался он с небом и солнцем, точно не рассчитывая их больше увидеть. Старик в изнеможении опустился на доски, служившие одновременно и ложем, и столом, и сиденьем, и еще раз вздохнул.—Вот что выпало нам на долю! Но что дома, что дома?
Этот вопрос неотступно грыз всех, а в особенности Козину.
На следующий день под вечер к Праге подъезжал экипаж, запряженный парой рослых гнедых. Он обращал на себя внимание тем, что на козлах сидел кучер в костюме домажлиц-ких ходов. У Поржичских ворот экипаж остановился, и из него вышли поциновицкий Пайдар, постршековский Брыхта и «прокуратор» Сыка. Из экипажа к ним нагнулся полный краснолицый человек в черном платье и в огромном парике с ниспадающими на плечи локонами. Он положил руку на дверцу —белую пухлую руку с дорогим перстнем на среднем пальце. Это был дворянин Блажей Тункель из Брничка, которого ходы встретили в дороге. Он часто моргал маленькими хитрыми глазками и скороговоркой объяснял ходам, почему он попросил их выйти здесь и почему он хочет въехать в город один. Он говорил так быстро, что ходы еле поспевали следить за его словами. Прежде чем они могли опомниться, он уже протянул им руку, сладко улыбаясь и назначая место, где они могут найти его завтра.
— С богом, мои милые, с богом! Поужинайте как следует, ложитесь и спите спокойно. Все будет в порядке, все, все! Я подготовил дело прекрасно. Да, да, знаю, все знаю! С богом, с богом!
И пан Блажей Тункель поехал, еще раз помахав им пухлой белой рукой. Перстень ярко сверкал в лучах заходящего солнца.
— Не нравится он мне,—сказал Сыка, провожая глазами экипаж, подъезжавший к воротам.
— И денег требует без конца,—заметил Пайдар.—На дорогу, на экипаж…
Разговаривая, они подошли к Поржичским воротам, но здесь их задержала огромная толпа. В самой гуще они увидели экипаж Тункеля. Стража у ворот остановила экипаж и требовала, чтобы седок вышел. Тот не хотел и с жаром что-то говорил, заявив под конец:
— Как вы смеете задерживать меня? Я прокуратор, дворянин Блажей Тункель из Брничка!
— Вас-то именно я и должен арестовать,— коротко ответил офицер.
— Вы пожалеете об этом, сударь!.. —побагровев, крикнул Тункель. Он попробовал было сопротивляться, но двое солдат
