— Пошла коров посмотреть.
Завидев Матея, к костру подошло несколько мужчин. Заговорили о неприятеле, удивляясь, что войска не напали на них еще сегодня.
— Они хорошо видели, что их меньше,—сказал Матей.
— А сколько их будет?
— Человек двести, не больше, говорили парни. А нас с по-циновицкими будет вдвое.
Объяснение Матея показалось всем убедительным. А кроме того, ходы были уверены, что войска против них посланы без ведома высших властей, что все это подстроил Ламмингер из мести. Они ни за что не поверили бы, если бы кто-нибудь сказал им, что в Праге все известно и краевому гетману предложено по мере возможности избегать кровопролития.
Когда Матей Пршибек встал, чтобы опять пойти на опушку леса, к сторожевым постам и в Гамры, у костра уже не было молодого Шерловского. Он отправился на розыски Манки.
Скот согнали в поросшую густой травой ложбину в глубине леса. Там его стерегли девушки и подростки. Манка как раз возвращалась оттуда к «огнищу» с парным молоком, когда из-за деревьев показался Шерловский. Она сразу узнала его при мигающем свете костров. Поспешно поставив молоко на землю, она радостно окликнула его. Он бросился к ней как молодой олень.
— Ты уже здесь?
— Давно. И все время ищу тебя. Да, Манка… никогда не думал, что ты будешь так скитаться по ночам,—попытался пошутить Шерловский.
— И я тоже. Господи! Что-то будет!
— Что бы ни было, будем защищаться.
— Ну, не сдаваться же! —мужественно ответила девушка.—Но сколько бед, сколько всюду убытку! И как раз перед страдой…
— И перед нашей свадьбой…
— Да,—вздохнула девушка и тотчас же добавила: —Ну, со свадьбой еще можно подождать. Лишь бы все кончилось благополучно, лишь бы разделаться с Ломикаром. Я согласна ждать хоть до весны, хоть целый год, лишь бы не этот… Сама пошла бы с вами! Так бы и стреляла!
Они медленно приближались к «огнищу». Их остановили внезапно раздавшиеся оттуда возгласы и громкий говор многих мужских голосов, разносимый гулким эхом по дремлющей земле.
— Это наши! Поциновицкие и льготские! —воскликнул Шерловский.
Он не ошибся. Подойдя ближе, они увидели отряд мужчин в широких плащах, вооруженных по большей части ружьями. Их было человек пятьдесят — все как на подбор. Они только что пришли окольными путями через лес на подмогу и усаживались вокруг костров, приветствуемые ходами.
— Я еще приду к костру! —шепнул Шерловский, расставаясь с Манкой. Он направился к односельчанам.
В это самое время Ганка, сидя на краю «огнища» под старыми елями, успокаивала Ганалку, разбуженную криками по- циновицких ходов. Зато Павлик даже не пошевельнулся. Семейство Искры, расположившееся на ночлег поодаль от костра, тоже спало крепким сном. Сам Искра был где-то с остальными мужчинами.
Ганка покачивала девочку на коленях и тихонько напевала колыбельную песенку. Но самой ей хотелось плакать от этой песенки. Она вспоминала, как, бывало, они вместе с мужем укладывали детей и сидели вдвоем подле них. А теперь — как цыгане в лесной глуши… Но это бы еще ничего. Был бы он с ними! Тогда бы она все перенесла. Где-то он сейчас, что он делает? Когда, наконец, вернется?
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Минула первая ночь, проведенная в лесу. Сторожевые ни на минуту не сомкнули глаз. Но в лагере противника не замечалось никакого движения. То же было и на следующий день.
Тем бдительнее и осторожнее стали ходы на сторожевых постах. Беженцы в лесу приободрились. Самые страшные минуты они пережили вчера утром. Тяготившее всех опасение оказалось напрасным. Уезд цел и невредим. А в лесу летом не так уж плохо. Еды они захватили с собой на несколько дней и все помогали друг другу. Да и соседние деревни не забывали о них. Из Стража, из Тлумачева, из Ходова им приносили все, что можно.
Но мужчины были все же в недоумении: почему их оставляют в покое? Не хотят ли взять измором, рассчитывая, что нужда и голод заставят их разойтись, и уездские ходы тоже вернутся к себе и будут просить помилования? Ну, это не так-то просто! Ходы
