ни с чем ощущение, когда все тебе подчиняются не путем волевого давления, а как
лив. Я ощутил, что нужен совершенно конкретным людям. Я несу ответственность
будто у тебя из души что-то идет, а они, огромный оркестр, это ощущают. Ощуще-
и за театр, и за судьбы людей, которые мне поверили.
ние это запало мне в душу.
— Сильно ли жизнь в провинции отличается от столичной?
— Так вот где собака зарыта! Вам захотелось почувствовать вкус власти!
— Там гораздо спокойнее. Что же касается уровня культуры, конечно, Москва
— Не скрою, перспектива, что все будут вертеться вокруг меня, грела. Действи-
есть Москва. Но когда на страницах газет разгораются споры эстетствующих те-
тельно, приехала за мной машина, и чуть-чуть позже всей съемочной группы меня
атралов, дотягивать зрителя до своего необычайно высокого уровня или, наоборот,
привезли на площадку. Но, к моему удивлению, никто не кинулся радостно кричать
самим опускаться до его уровня, то здесь, как мне кажется, идет недооценка про-
и открывать дверцы машины. Все тихонечко занимались своим делом. У меня было
винциального зрителя. В глубинке люди так трудно живут, что моментально чув ст-
ощущение, что я никому не нужен, меня никто не ждал. Я был в жутком напряжении
вуют фальшь.
и страхе. Как же! Столько лет я был по одну сторону камеры, а теперь — по другую.
— В провинции свою звездность ощущаете? Вас узнают на улице?
В голове повторял команды, которые должен отдать. Но что сначала — мотор или
— Меня везде узнают. Но, не посчитайте за кокетство, это утомительно. Я не хочу
камера, уже не помнил. Все из головы куда-то выветрилось. А потом, удивительное
быть экспонатом. В провинции по-другому. Я иногда думаю: что ж такое, у них все-
дело, когда я скомандовал: мотор, хлопнула хлопушка, мы начали снимать, и все
