Принц Игинир задержал отъезд еще на неделю: пытался вместе с вейриэнами и ласхами найти по моим рисункам место, где погребен или спрятан Рагар. Безуспешно.
Небеса Равнинного королевства с утра до ночи играли дивными северными сияниями, бледнеющими до прозрачности при свете солнца, но глазастый Эльдер легко их опознавал и докладывал мне и королю о передвижениях Рамасхи.
Обидно, что по ночам я не могла видеть грандиозное зрелище, по слухам, затмевавшее звезды. Как только начинало темнеть, Роберт отправлял меня в тайное убежище под огненную защиту — боялся, что услышанный мной зов Азархарта повторится и я еще чего-нибудь натворю. Ночь — время Тьмы, понятное дело.
Небывалый небесный фейерверк молва приписала к числу устрашающих сверхъестественных знамений конца света, как и необъяснимое потепление накануне зимы. На самом деле северяне таким потрясающим сердца и души способом поддерживали связь между отрядами и королевским дворцом. Общались они так, видите ли. Расшифровать их выставленные на всеобщее обозрение послания никто не мог, кроме ласхов.
Мне удавалось уловить только крохи в вечереющем небе.
— Видишь, Эльдер? Там, кажется, опять мелькнула радужная молния. Переведи сообщение с прекрасного на человеческий!
Мой горемычный друг, не перестававший ворчать за помятое в междоусобный драке крыло (то же самое, пострадавшее вторично), даже головы не повернул!
— Ваше наблюдательное высочество, мне неизвестны такие человеческие слова, которыми я мог бы передать суть этого сиятельного ругательства. Принц Игинир всегда отличался особо изощренными оборотами визуальной речи.
Вот так живешь, любуешься природными явлениями, а они, может, в этот момент кого-то куда-то посылают… сиятельными ругательствами.
Роберт, краем уха уловивший наш разговор, хохотнул, прервав тоскливый доклад свеженазначенного канцлера — старого герцога фьерр Холле.
— Что, опять Рамасха в тине искупался?
— Примерно так, великолепный сир, — кивнул ласх. — В более густой субстанции. Оттепель, вот и вытаяло… Если бы вы, ваше непреклонное величество, не потребовали разжигать костры по пути отрядов, им не пришлось бы спускаться на землю.
Эльдер осмелился наворчать даже на короля! Роберт сделал вид, что не заметил дерзости. Иначе остался бы без толмача. Нахальный дракончик прекрасно это понимал.
— Они поворачивают к северо-западу, — сообщил он извиняющимся тоном. — Вот-вот дождь начнется, укрыться негде, а им не хочется тратить силы на превращение мокрых осадков в твердые.
Король, сделав отметку на лежавшей перед ним карте, испещренной красными крестами — уже осмотренные ласхами территории, — вздохнул:
— Подумать только, я сам позволяю лазутчикам иностранной державы осматривать каждую кочку в моей стране!
И помрачнел, вспомнив, вероятно, что дозволял фаворитам, оказавшимся предателями инсеям, куда большее.
— Эльдер, неужели все эти сведения содержались в том коротеньком мелькании? — мучил меня вопрос. — И как ты его прочитал, если на небо даже не глянул? Или у тебя еще парочка глаз на затылке?
— Вы пропустили еще пяток сполохов, ваше проницательное высочество. А глаза у меня, вы правы, не только эти, видимые внешне, — он коснулся кончиками крыльев покрытых серебристой изморозью век. — Есть еще внутренний взор, и он видит дальше и глубже. Самое страшное для ласхов — одиночество. На моей родине слишком долгие ночи, глубокие снега и дальние расстояния, вот мы и приспособились к тяготам, научились небесным начертаниям, чтобы не чувствовать себя одинокими, куда бы нас ни занесло. Мы увидим предназначенное нам послание даже сквозь буран и плотный покров туч — ведь оно начертано сердцем под самыми звездами.
Удивительные существа.
— А если оно предназначено другому? — допытывалась я.
— Можем увидеть, но не сможем понять. Существуют особые ключи… Мне сложно объяснить это не сведущему в наших обычаях…
— Ключи можно подобрать! — вдохновилась я.
— Увы, мой коварный принц, — смешливо прищурился Эльдер. — Сие невозможно, как не подделать духовную нить, связующую ученика и наставника, или… — спохватившись, он захлопнул пасть, обмотав ее крылом для верности, как тряпочкой, но выразительно покосился на короля, опять углубившегося с канцлером в какие-то расчеты.