и спотыканья,
и – вновь скрепя
себя, – над нервами,
их голой рванью, –
к тебе, в тебя.
Нет прочего. И не было.
А в том,
что есть в остатке, –
безумца крик перед крестом,
долг в мёртвой хватке
желания,
беспомощность вещей
пред пылью,
отчаянье того, что ждёшь, его припадки,
пред точностью
того, что в силе,
и дрожь, и краткий
и сладкий всхлип –
пред плачем сгорбленным,
объявшим сплошь – в остатке –
мушиный зуд, бесплодный, –
жаждут, ждут
благую весть. –
Невежество надежды
пред тем, что есть.
Благодаря тебе
я не боюсь теперь
рассыпавшихся,
вроде бус,
предметов мира
и одинокого безумья
его примет.
И если всё сойдёт на нет,
и если не по злобе,
но скажут: ныне
за всё плати, – не
раскаюсь вовсе,
прибившие меня к тебе
восславив гвозди.
Ни траура
по чёрной той поре – она
нас породнит.
Слезою горизонт пробит
моею, впредь – ни траура.
Мой путь, мой путь
убившая когда-то – пусть
склонится смерть.
Ты, чьи воспоминанья – дрожь
моя,
ты, –
если ты уйдёшь, –
иди,
края
иные, берега реки
иной,
где нынешнему вопреки,
не говорят: расстаньтесь, –
нас встретят, стылый
забытый край, –
какая раса?
Монгольская? – где что ни фраза,
звучит: “Помилуй!” –
что ни лицо,
то оступление от Слова.
Мы встретимся с тобою снова,
где горечь, соль,
рожденье, не-
рожденье, по вине
бесплодной жизни, столь
судьбы не избежавшей там
увижу твой –
смерть по пятам –
исход, постой,
не как последний,
но более –
как голубой,
пронзающий,
как шаг до бездны,
как размыканье губ
для поцелуя –
ему пространство, свет
без надобности, неизвестны,
и смерти нет.
(Пер. Вл. Гандельсман)
О ЛЮБВИ
Я не имею родины. Спасибо.
Или родного языка. А жаль.
Слова мои мертворождённы, ибо
в порядке симметрическом лежат
в душе – средь хаоса таких желаний
и под руинами таких переживаний,
таких, увы, мучительных догадок,
что речи симметрический порядок
рождает дополнительную боль…
