Внешние передряги, «гербовые заботы»
«…У Пушкина ничего подобного этому стихотворению до сих пор не было, — пишет В. С. Непомнящий, — был трагизм, были сетования, была тоска по смерти — но такой, самоубийственного спокойствия (в котором вопль), декларации
Критик и журналист Ксенофонт Полевой вспоминал, что двадцатидевятилетний поэт тогда «казался по наружности истощённым и увядшим; резкие морщины виднелись на его лице» [395] . А перед чиновником Третьего отделения А. А. Ивановским Пушкин предстал «худым, с лицом и глазами совершенно пожелтевшими» [396] .
Однако и в период жестокой хандры Пушкин не забыл свою нянюшку и регулярно наведывался к ней и Павлищевым на Грязную улицу. «Шурин Александр <…> заглядывает к нам», — сообщал Н. И. Павлищев матери 1 июня [397] .
Показательны следующие пушкинские «сближения» 1828 года.
В его начале поэт вновь обратился к «третьей масонской» тетради (ПД № 836) — той самой, куда он записывал в Михайловском вечерние сказки Арины Родионовны. Для Пролога ко второму изданию поэмы «Руслан и Людмила» (вышедшему в свет в марте) Пушкин переделал нянину сказку «Царь Кащей безсмертный…». А позднее он приступил (в тетради ПД № 838) к поэтическому переложению другой фольклорной повести старушки — «Некоторый Царь задумал жениться…». Первые четырнадцать стихов и программа продолжения «Сказки о царе Салтане» были им созданы, по мнению современного текстолога, в июне — июле 1828 года [398] .
О жизни Арины Родионовны в петербургской квартире супругов Павлищевых мы можем иногда судить по скупым косвенным данным, а чаще — лишь предположительно.
