— Ну-у… Что ты привязался, француз? — надулся Борис и отвернулся, — И вообще… Мы русские, — выпалил вдруг он, — умеем отдавать долги и ценить дружбу! Так что теперь моя очередь спасать тебя. Расслабься и просто прими! Все!
Француз покосился на друга, на его губах появилась легкая улыбка. Борис так искренне обижался, что это не могло не тронуть даже сердце военного.
— И вообще, Россия, Франция, мы всегда дружили! Я даже почти не удивился, когда узнал, что ты влюбился в русскую девушку. Мы же всегда… Во все времена… Вы французы… В общем… — здоровяк все пытался оправдаться, все больше и больше веселя Гая. Это было на самом деле необычно, для серьезного и огромного русского.
Люди в гелендвагенах отлично “расчищали” дорогу, их кортежу уступали все. Де Круа немного успокоился, похоже, удастся приехать раньше.
Де Круа было тоже странно… странно ощущать чью-то такую настоящую и искреннюю поддержку. Все эти годы он был одиночкой. Один всегда. Но отчаянная преданность русского трогала какие-то ноты его души, о наличии которых он и никогда не подозревал.
Кортеж из четырех машин несся по шоссе в сторону Москвы со скоростью недопустимой никакими законами, разве только законами души.
Глава 16
Касьян Анатольевич взял мобильный телефон у матери и ответил на звонок:
— Да.
— Касьянушка, — хриплый, прокуренный голос Косого заставил вздрогнуть полицейского.
— Да, — сказал тот и поднялся со стула, вышел с кухни и закрыл за собой дверь в спальню. Мать не должна слышать таких разговоров — это правило было одним из его внутренних законов.
— То видео… оно еще у тебя?
— Да…
— Папа, хочет тебя видеть. Сегодня. Сейчас.
