когда слышу его рычание.
— Нет, — говорит он, повернувшись ко мне спиной, тем самым говоря, что разговор окончен, и открыл дверь своей машины.
— Почему нет? — с сожалением спрашиваю его я.
Он медленно поворачивается ко мне.
— Потому что я не хочу нянчиться с тобой, пока ты играешь с кучей пьяных парней, — отвечает он.
Я краснею.
— Прекрасно, — бормочу я, разворачиваясь чтобы уйти.
Чувствуя себя ужасно, будто он забрался ко мне в грудь и выжил из моего сердца последнюю каплю крови. Я волочу свою палку по земле, размахивая ей через каждые несколько шагов. Шум от клюшки для хоккея становится все громче и громче, словно шелест в глубокой пещере. Остановившись в смятении, я осматриваюсь вокруг, потому что с болезненной ясностью в меня ударяют другие звуки. Звук бейсбольного меча отскочившего от дороги отдается эхом от ближайших домов. Я инстинктивно отступаю назад, защищая себя от шума. Я едва успела нагнуться, как что-то с ужасным скрежетом пролетает над моей головой, заставляя волоски на руках встать дыбом. Оглянувшись вокруг, у меня занимает не больше секунды, чтобы понять, что это всего-навсего стрекоза, а ни какой-нибудь монстр. В следующие мгновение, в моих ушах словно через громкоговоритель раздается женский крик. Я осматриваюсь вокруг, и в сотнях ярдах от меня, вижу женщину, говорившую по телефону. Она идет в моем направлении, толкая коляску, и звук ее голоса становится совсем невыносимым.
Развернувшись, я побежала. Я должна убраться сюда, прежде чем ее голос ударит по моим барабанным перепонкам.
Опустив голову, я бегу сама не зная куда, пока не оказываюсь в его руках. Я резко поднимаю голову, а он продолжает удерживать меня, чтобы успокоить. Рид! Думаю, я продолжаю закрывать уши, но что я действительно хочу сделать, это обнять его, чтобы спрятаться от хаоса.
— Я… — начала я, но поморщилась, потому что звук собственного голоса причиняет мне боль.
Рид ничего не сказал, но приложил палец к губам, показывая, чтобы я молчала. Я киваю, следуя за ним в его машину. Звук хруста обуви по гравию, причиняет мне боль. Меня тошнит, как если бы я находилась на палубе корабля, плывущего по морским волнам. Когда мы подходим к машине Рида, он открывает дверь и лезет в бардачок, доставая коробочку, в которой лежат беруши.
Он протягивает мне их, и я сразу вставляю их в уши, мне сразу становится легче.
Я выпрямляюсь, чувствуя, что все это время горбилась.
— Эви, ты в порядке. Это нормально, потому что твой слух усиливается. Сейчас все звуки будут похожи на расстроенное радио, с громкостью на всю катушку. На выравнивание уйдет несколько дней, а потом это не навредит тебе. Через некоторое время ты научишься управлять этим. Ты научишься слышать то, что захочешь, и выделять мелодии из фонового шума. Носи беруши большую часть времени, но когда будет тихо, снимай их, так ты сможешь практиковаться в отделении звуков от фонового шума, — говорит он.
Думаю, я увидела сострадание на его лице, но я не уверена в этом, потому что он все еще очень холоден со мной.
— Спасибо, — с благодарностью говорю я. Я немного успокоилась, боль в голове прошла… только мое сердце все еще было мертвым.
— Если в ближайшие дни у тебя возникнут какие-нибудь вопросы по этому поводу, ты можешь отослать мне электронное письмо, — говорит он, но я вижу, что он хочет уйти от меня.
Сейчас это выглядит так, словно он мой врач, а я его пациент. Я просто киваю, не доверяя своему голосу. Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но он останавливает меня.
— Когда это мероприятие? — спрашивает он.
— В эти выходные, — отвечаю я.
— Хорошо, ты можешь пойти. Я все устрою, — мрачно говорит он. Он недоволен тем, что должен подстраиваться под меня.
Я не отвечаю, просто киваю в ответ, думаю, он и так многое мне дает, я просто возвращаюсь в свою комнату.
В день мероприятия Булочка отдает мне платье, которое купила для меня. Серебристое платье без рукавов облегает каждый изгиб моего тела, словно вторая кожа. Оно очень похоже на плате, в котором я позировала для портрета, оно тоже открывает мою спину, но значительно короче того, доходящие до середины бедра.
— Я замерзну, — смотря на свое отражение в зеркале, пожаловалась я Булочке.
