ты точно не можешь, Рассел.
Я прижимаюсь щекой к груди Рассела, а его руки обнимают меня, успокаивая.
— Просто позволь мне… Пожалуйста?
— Рыжик, что бы это ни было, ты не справишься. Это обращено на меня, — спокойно говорит он.
— Тогда пусть это будет направленно на меня, а не на тебя, ок? — отвечаю я.
— Женщина, ты такая упрямая, — с раздражением говори он.
— Виновата, — соглашаюсь я.
— Встретимся в кафетерии за ленчам? — покорно спрашивает он.
— Я угощаю, — соглашаюсь я.
Я оказалась права на счет класса истории искусств; он отличается от всех классов, которые я когда-либо посещала. Профессор Сэм МакКинон очень талантливый художник-портретист. Его обсуждения шедевров, которые мы будем проходить в этом семестре, нечто иное, словно любовник говорит о своей любимой. Его описание чувственны, вдумчивы и полные страсти. Несмотря на то, что он совсем молодой, он все же профессор в старшей школе.
Чтобы проиллюстрировать произведения искусства, которые будут обсуждаться, мистер МакКинон использует старый проектор и экран, висевший в передней части кабинета.
Свет гаснет, и от экрана на стене на лицах студентов появляется призрачный свет, отражающий жуткие алебастровые бюсты.
Передо мной на экране мелькают картинки и от усталости все мои мысли испаряются.
Мистер МакКинон говорит, что каждую картину мы будем изучать более подробно: информацию о художнике, жанр, в котором была создана картина, а так же интимные детали, относящиеся к каждой картине.
Я не могу дождаться начала и чувствую разочарование, когда зажегся свет, что означает конец урока.
Собирая книги, я прищуриваюсь, привыкая к свету. Сказать, что я рада находиться в этом классе — это ничего не сказать.
Держа свои книги, я иду с остальным классом к двери.
— Простите, юная леди… хм, мисс? — я слышу, как кто-то окликает меня.
Я поворачиваюсь и вижу, что это профессор окликнул меня. Я медленно возвращаюсь, недоумевая, зачем же я понадобилась мистеру МакКинону.
— Да? — спрашиваю я.
— Извините, я все еще не знаю, как вас зовут. В первый день я не слежу за посещаемостью, — вежливо говорит он, ожидая, что я представлюсь.
— Женевьева Клермонт, — говорю я, словно присутствую на каком-то допросе.
Он любезно мне улыбается и говорит: — Женевьева, не уверен, понимаете ли вы, но я не только профессор по истории искусств и графическому искусству, но также в конце семестра познакомлю вас с некоторыми из своих работ.
— Да, я читала вашу биографию в каталоге, находящимся в женском братстве. У Вас есть та брошюра, которая представлена в Саге центра? — отвечаю я, покраснев и вспомнив навязчивое издание.
— Это правильно. Хорошо, тогда вы должны быть в курсе, что я часто выбираю темы для своих картин из фотографий учащихся Крествуда? — спрашивает мистер МакКинон.
— Нет, я не знала, — отвечаю я, быстро сделав кое-какие выводы.
— Я хотел бы, чтобы вы мне попозировали для картины маслом, которую я планирую нарисовать. Что вы скажите? — с улыбкой говорит он, его голубые глаза сияют.
— У Вас есть все необходимые качества, и если бы вы позволили мне изобразить, то получился бы интересный портрет.
— Эээ, не поймите меня не правильно, но если я соглашусь… мне не придется эээ… что я буду в одежде… и что это повлечет за собой? — спрашиваю я, чувствуя, как краснеют мои щеки.
— Ах да, ну… мы выберем удобное время, тогда Вы придете ко мне в студию, которая находиться на втором этаже школы искусств, в этом здании, где я и моя ассистентка Дебра найдем подходящую для Вас позу. Мы возьмем несколько фотографий и потом, Вам нужно будет прийти на несколько сеансов, чтобы убедиться, что все получилось хорошо, — объясняет он.
— О, звучит не плохо. Что я должна надеть? — многозначительно спрашиваю я.
— Господи, Женевьева, я не буду рисовать тебя в стиле ню, по крайней мере, не в этой школе, — он хихикает, как будто обнаружил новые блестящие монеты для своей коллекции. С Вами все время будет мой ассистент.
