оттого, что могу говорить об ЭТОМ.
– Меня завалило после той чреды взрывов, которую принесло с собой Великое Разрушение. Поэтому Тот День я провела под обломками своего дома. Рядом с трупами моих не выживших родителей, – без интонации ответила я.
– Тогда ясно, – кивнул Аст.
– Что? – Я напряглась.
Неужели он отпустит какое-нибудь колкое замечание на тему «так вот почему ты такая». Хотя нет. Это, скорее, в стиле Троя.
– Меня спрятали в бомбоубежище, когда началось Великое Разрушение. И Тот День я провёл под землёй также, как и ты. Как и все дети, получившие сильный иммунитет от вируса. Только, в отличие от тебя, меня изолировали от первого выброса специально.
– Что ты имеешь в виду? – Я замерла, чувствуя, как напряглось всё тело.
– Первый выброс, первое взаимодействие с составом воздуха, первая проба на людях. – Аст говорил спокойно, словно мы вели беседу о цветении укропа или о свойствах банана. – Сильнейшее отравление получили те, кто в этот момент находился на улице, а не в помещении с кондиционерами и ионизаторами. Второй выброс произошёл вечером Того же Дня, и он считался закрепляющим. Все те, кто в течение тридцати часов с момента первого выброса были изолированы от поступления свежего воздуха в лёгкие, получили иммунитет.
– Значит, нас, таких, много? – бесцветным голосом спросила я.
– Немного, но имеются, – вновь кивнул Аст.
– Дядя изначально готовил тебя к роли подопытного?
– После гибели родителей я был невменяем, – сухо ответил он. – Дяде пришлось привезти Тоню, которая была в ужасном состоянии после аварии, в бомбоубежище – чтобы я согласился переждать там вместе со всеми. А когда всё закончилось и мы смогли выйти наружу… уговаривать меня на помощь уже не требовалось. Я сам лез из кожи вон, чтобы быть полезным.
Я сжала челюсти. Его дядя – монстр. Заставить тринадцатилетнего ребёнка больше суток смотреть на едва живое тело своей сестры, мучаясь совестью, что не успел её спасти… ни её, ни их родителей…
Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы понять – эта бездушная тварь ничего не делала просто так.
– Что такое эта скверна? – процедила я, глядя прямо перед собой.
– Это знает только мой дядя и штат его учёных, – ответил Аст, – я знаю лишь то, что состав вируса имел вещества, влияющие на уровень серотонина в теле человека. И что реакция напрямую связана с эмоциональным состоянием зараженного… Именно поэтому так называемые пасторы действительно могут помочь на ранней стадии появления пигментных пятен на теле – напрямую работая с психикой заражённых, успокаивая их и внушая им чувство защищённости и умиротворения.
– Значит, все-таки эмоции, – я не сдержалась и выругалась, – а нам внушали про семь смертных грехов…
– Это было нужно для усиления контроля над выжившими. Намного проще управлять, когда опасность имеет мистические, неведомые людям качества.
– Постой, но как же алчность, гнев… – Я извернулась и посмотрела на него.
– Ты когда-нибудь видела, чтобы люди покрывались скверной от жадности? – прямо спросил Аст.
– Нет, но… – замялась я, вспоминая разговор с Троем – когда он сказал мне, что главным грехом Десятки была алчность, к которой у деревенских выработался иммунитет…
Так вот что он имел в виду. Чёртовы аллегории. Даже любопытно, сколько ошибок я допустила, делая выводы на основе своих недалёких суждений…
– Скверна начнёт распространяться по телу только тогда, когда человек будет допускать эмоции с ярким негативным окрасом… – продолжил Аст, глядя мне в глаза. – Этот проект назывался «Новый мир» – забавное название, ты не находишь?
– Что такое «Проект „Новый мир“»? – уже предчувствуя, каким будет ответ, медленно процедила я.
– Целый свод не совсем легальных действий со стороны мирового правительства, направленный на подавление в человечестве так называемого «гена агрессии».
– Как… как они вообще до этого дошли? – охрипшим от переизбытка эмоций голосом спросила я.
– Об этом тебе лучше поговорить со своим другом-наёмником, – сухо улыбнулся Аст, – он лучше помнит прежний мир.
– Стоп, – я мотнула головой, неожиданно вспомнив о том, что волновало меня с начала разговора, – ты говоришь, что скверна может появиться у людей только в приступе гнева. Но как тогда объяснить появление пятен от… желания?
Трой. Не может же он ненавидеть меня так же сильно, как хотеть?