Медленно, будто впереди целая вечность. Марина плыла по ночному морю, ее оглаживала вода и мужские руки, и не было в душе незаполненной пустоты, и непонятно было, как же она жила раньше.
Черная ванная взорвалась цветными вспышками. Марина закричала и, откинувшись назад, почти потеряла сознание. Артур удержал ее.
Ей снились бабочки — несметное множество оживших цветов. Разноцветные, легкие, они порхали над лугом, а Марина лежала в траве, закинув голову, и они садились на лоб, касались щек, лапками щекотали обнаженную шею. Был еще кто-то, она не могла повернуть голову, как ни старалась. Этот кто-то играл сосками, языком щекотал пупок, медленно опускался ниже.
А потом стало горячо, сладко, Марина вскрикнула. Когда она открыла глаза, сверху было лицо Артура. Он двигался мощными рывками. Заметив, что она проснулась, он остановился, поцеловал Марину в лоб:
— Доброе утро.
— Да, — простонала она, выгибаясь и помогая ему бедрами.
— Что?
— Не останавливайся.
Он ухмыльнулся, вышел, а вошел медленно-медленно.
— Не могу насладиться тобой, ты самая лучшая.
Марина обвила его шею руками, чтобы чувствовать его каждой клеточкой тела. И снова — головокружительный полет, и падение, и снова взлет.
А потом они лежали на огромной кровати: Марина — на животе, Артур — на боку, закинув на нее руку и ногу. Тикали часы в углу комнаты, чуть слышно шелестел кондиционер. Марина помнила, что нужно на работу, но не могла найти в себе сил, чтобы повернуть голову и посмотреть на часы. Наверняка снова опоздала, но как же не хотелось сейчас думать о работе и Тампошке! Может, действительно взять больничный? Гори оно все огнем!
— Малыш, полдевятого, — проговорил Артур.
— Так рано, — улыбнулась Марина, переворачиваясь на спину и потягиваясь. — Я думала, что снова безнадежно проспала. Спасибо! Такой будильник мне нравится больше.
— Когда ты должна быть на месте? — поинтересовался он, приподнимаясь на локте и рассматривая Марину.
— Девять, начало десятого.
— Тогда собирайся. Делу — время, как говорится. Когда у тебя отпуск?
— Не скоро, — вздохнула она, отмечая, что глаза Артура горят, он выглядит счастливым, свежим и будто немного помолодевшим. Значит, не одна она с ума сходит, и это обнадеживает.
— Надо будет отправиться в теплые страны, спать до обеда, и чтоб симпатичные мулатки махали опахалами…
Марина толкнула его:
— Ах, негритянки…
Артур сгреб ее в объятия, прижал к кровати и прошептал:
— Ах так, да? Ну ладно, ты наказана, и вторую порцию сладкого не получишь, пойду кофе варить.
Он спрыгнул с кровати и отправился в кухню в чем мать родила. Марина залюбовалась им. Раньше она считала, что женское тело гораздо эстетичнее, но у Артура даже мужской орган был красивым. Или это бурлящий в крови гормон заставляет видеть только хорошее. Ну не может человек быть идеальным! Не бывает такого.
Марина наконец осмотрелась. Они предавались разврату в просторной овальной гостиной с диковинными растениями, листьями вдоль стен. Ложе любви оказалось разложенным диваном, да и остальная мебель — глубокие кресла и журнальный столик, например, не подходили спальне. Из помещения вели несколько дверей. Одна была приоткрыта, за ней журчала вода и звенела посуда.
А еще казалось, будто издалека доносятся сдавленные рыдания — плачет то ли ребенок, то ли женщина, и от этого делалось не по себе. Марина перевела взгляд на дверь справа. Вроде бы всхлипывали там, но стоило напрячь слух, как звуки стихали, все так же шелестел кондиционер, мурлыкал себе под нос Артур. Но едва Марина расслаблялась, как плач возвращался — слабо уловимый, будто рыдал бестелесный дух.
Настроение начало портиться. Воображение нарисовало заложников, запертых в соседней комнате, и Марина попыталась убедить себя, что это слуховые иллюзии. Но все равно хотелось посмотреть, что там. Вообще странно, что Артур занимался с ней любовью в гостиной, а не в спальне. Впрочем, может, просто не дотерпел?
