Дар взвился, на лету вынимая Повелителя Стихий из ножен, и понёсся в темноту ночи, не пытаясь сдерживать бессильную ярость. Он влетел в небольшую рощицу плодовых деревьев, принимаясь косить катаной траву и ветки, разбивая вдрызг сочные плоды, вымещая на них свою беспомощность.
«Что делать?» – билась громче всех мысль, причиняя и физическую боль.
Ночь давно вступила в свои права, но Дар не спал: Рика не вернулась. Продолжая то замирать статуей, то наматывать круги по комнате, он обратился к самому осведомлённому:
- Лекс, скажи, с ней всё в порядке?
БЭС молчал.
- Я знаю, что виноват, нам надо поговорить с ней.
Тишина.
- Сейчас ночь, а она одна, помоги мне найти её!
Ни в аду, ни в раю его не слышали. Устав взывать к совести Лекса, зная его характер, маэлт едва слышно прошептал:
- Только бы с ней всё было хорошо.
Стена подёрнулась рябью, и появилась голограмма: женский силуэт среди коньков крыш на фоне затухающего неба.
Начался ад.
====== Глава 88 Условия ======
Наутро она вернулась. Выполняя свои обязанности, фоалинэ сохраняла на лице приветливую маску, и как Дар ни пытался сквозь неё пробиться – результата не было. Разговора не получалось. Сколько бы юноша ни пробовал его начать – неизменно что-то мешало: то Мастер одёрнет, то появятся гонцы из храма, то сама Элен остановит его пальчиком, приложив его к губам в немой просьбе.
День прошёл в заботах, завтра должен был начаться турнир, и все постарались лечь пораньше. Фоалинэ была рядом, маэлт притянул к себе податливое тело, и принялся целовать, и ласкать её. Она не сопротивлялась. Не отвечала. Безвольной куклой лёжа в кровати, мыслями Элен была далеко, и маэлту пришлось отступить, признав поражение. С печальным вздохом он обнял её и вскоре заснул. Когда его дыхание стало размеренным, из открытых глаз Рики покатились непослушные слёзы. Тихо. Не нарушая покоя спящих и не привлекая внимания охраняющих.
Суетливое утро не способствовало откровениям, и одетые в церемониальные одежды маэлт и свита направились к площади перед храмом. Там было многолюдно, но это не мешало выглядеть всему действу очень помпезно, и, рассевшись на шёлковых подушках амфитеатра, все принялись ждать. Стоя за правым плечом маэлта, фоалинэ разглядывала окружающих из-под ресниц.
С двух сторон от них разместились претенденты на трон.
Справа – крупный мужчина без возраста. По-военному расшитый наряд не скрывал стальных мускулов, лысый череп с тату на затылке в виде паутины добавлял претенденту свирепости, а глубоко посаженные глаза на смуглом лице пугали пронзительностью взгляда. Свита представляла собой отменных воинов, за спиной стояли две девушки, похожие между собой. Их затравленный взгляд лишь подчёркивал деспотичность господина.
Слева же вся свита во главе с претендентом являла собой вечный праздник: разодетые по последней моде, увешанные драгоценностями. Там было поровну и мужчин, и женщин, и даже охрана щеголяла креативным цветным ёжиком волос и яркой униформой, оголяющей мышцы. Сам же предводитель сей толпы был хоть и крупным мужчиной, но достаточно изящным. Нотки жеманства отбивали охоту смотреть на него. На гладко выбритом узком лице с холодными голубыми глазами часто появлялась улыбка, но выглядело оно лишь маской, хоть и не лишённой природной привлекательности.
Чуть поодаль, скрытая полотнищами ткани, на подушках сидела недавняя знакомая, нимфа, вновь одетая в тёмное и бесформенное одеяние, скрывающее даже пальцы, лишь волосы удерживала небольшая диадема. За её спиной расположилась компаньонка, зрелая женщина, одетая как и её подопечная и не поднимающая взгляд.
Вскоре на возвышение перед храмом поднялся молодой монах и, подняв руки в призывающем к вниманию жесте, громогласно изрёк:
- Узрите и прочувствуйте! Великий и Мудрый старец Делхин Цагааш!
Вслед за этим из храма потянулась процессия священнослужителей, вставших кругом у подножия трона, куда, величественно ступая, взошёл старец. Правда, этот эпитет было неудобно использовать в отношении довольно молодо выглядящего мужчины, пусть и седого, но крепкого, коренастого, с открытым лицом и задумчивым взглядом. Белые монашеские одежды и огромное количество бус на руках, как кандалы висящих на запястьях, вызывали трепет и благоговение.
