рассказывала… За несколько дней их привычный порядок, все то, во что они верили всю жизнь, их желания, цели - весь их мир полностью пошатнулся. Будто эта ненормальная девушка взяла его, как следует встряхнула, и все перевернулось с ног на голову. Но впервые их жизнь казалось такой интересной, впервые им удалось взглянуть на себя, на свой мир с совершенно другой стороны.
Было интересно слушать о том, как живут люди в других мирах. Это было совсем не то, что торчать на допросе какого-нибудь перепуганного пленника Центра, который от страха не знает, что отвечать. Было интересно, расправившись с работой, с учебой, тайком пробираться в блок пятнадцать. Было интересно и страшно иметь общую тайну, скрываться от всех. Все это было им в новинку. Это щекотало нервы, заставляло бешено колотиться сердце, подозревать всех и вся в том, что они следят за тобой. Но при этом все они не могли не признать, что никогда еще их жизнь не была такой интересной.
Им с рождения твердили, что их мир – рай, что они живут правильно, в отличие от всех других. Для сравнения, их еще в совсем юном возрасте возили посмотреть, как живут Саат-хо, - крошечные дома, в которых грязные неопрятные люди ютились десятками, повсюду витающий запах рыбы… Влажность, испарения, исходящие от болот… Не сравнить с чистыми городами и просторными улицами Сьюма. Только странная Зелвитт, та самая, которая потом умерла, вдруг сказала, что вот эти полудикие Саат- хо, обитающие в таких ужасных условиях, выглядят куда более счастливыми.
Зелвитт постоянно говорила такие странные вещи, такие неправильные. Противоречащие всему, что говорили родители, учителя, Роззен и другие наставники по телевизору. Они не особенно
прислушивались к ее словам. Почему-то все, кроме Зи-Эла, считали ее попросту блаженной дурочкой, а ей было все равно. Она не была бунтаркой, скорее, тихой сумасшедшей - бормотала себе под нос непонятные фразы, постоянно таскалась с огромным блокнотом и рисовала там каких-то нелепых несуществующих животных, попусту тратила время, короче говоря. Поговаривали, будто она была странником, и ее родителям чуть ли не силой пришлось заставить ее пройти процедуру, чтобы избавиться от этих способностей, отчего она тронулась еще больше.
После ее смерти вся их учебная группа подверглась особенно пристальному надзору, все учителя были обеспокоены, не нанесла ли она вреда, не заразила ли своим сумасшествием кого-нибудь? Куда ей там. Она была такая тихая, такая хилая, избегала их всех. Лишь иногда неожиданно откроет рот и ляпнет что-нибудь эдакое, все давай смеяться, а она стоит, хлопает глазами и чуть было не ревет, ну кому она могла что-то там внушить?
А эта девушка была совсем другой. Ее хотелось слушать, ее невозможно было не слушать. И держалась она так, будто была абсолютно уверена в своей правоте, и пусть от ее рассказов, от ее идей попросту закипал мозг, а логика начинала погибать в страшных мучениях, они не могли не чувствовать, как все больше и больше попадают под ее влияние.
- Я думал, они сразу сдадут нас сьюмменсам, - сказал однажды Зи-Эл, когда они оказались вдвоем. – Не Залвин, он-то как раз всегда балансировал на краю, его и самого несколько раз в Центр отправляли… Остальные, Залн, например, я всегда считал, что она - упертая фанатичка. Как тебе удалось их склонить на свою сторону?
Налия и сама не очень понимала. Просто в минуты опасности или злости она постоянно начинала много говорить, сама порой обалдевая от того, куда ее словесный поток заводит. Просто откуда-то она знала, что нужно сказать, на какие рычаги надавить, чтобы люди услышали. Когда можно выплеснуть все свое безумие, не волнуясь о дозировке, а когда нужно включить голову.
Она не заметила, как погрузилась в эту свою новую роль с головой. С одной стороны, ей двигало желание поскорее убраться отсюда вместе с Кимми, с другой – ей все-таки ужасно нравилось, когда ее слушают так внимательно, нравилось ощущать себя частью важного и опасного дела, которое, подумать только, при благоприятном стечении обстоятельств может изменить мир. Всего лишь небольшой мир второго уровня, но тем не менее. И третье, что двигало ей, была злость, злость, подобную которой раньше Налия никогда не испытывала.
Эта система была олицетворением всего, что она так ненавидела – морализм, доведенный до абсурда, ханжество, самое главное - отсутствие выбора. Кроме того, мелочи, как, например, еда – отвратительно пресная, почти несоленая. Никакого кофе, чая,
