обитающие в нищете на болотах, способны создать такое! Она опьянела с первого же глотка, и ей тут же захотелось сделать второй. Просто невероятно… Но… Ей вовсе не хочется пить в одиночку, это так прекрасно, что хочется немедленно с кем-нибудь разделить!
Пошатываясь, добрела она до спящих парней. В любой другой день она бы, конечно, выбрала Залвина, ведь они прекрасно ладили, с ним было очень легко, и он с готовностью поддерживал любую ее самую безумную идею. Но тут ее уже заблестевшие от вина глаза (она ведь еще и не ела толком сегодня) остановились на другом ее спутнике. Он лежал на спине, закинув руки за голову.
Она смотрела на него, смотрела, и, словно почувствовав ее взгляд, Зи-Эл вдруг открыл глаза.
Он явно собирался что-то сказать, но она приложила палец к губам и безмятежно улыбнулась, а затем опустилась на пол рядом с ним, надавив ему на грудь коленом, и поднесла стакан к его губам. Черт, она вовсе не собиралась делать это так… двусмысленно, что ли. Она просто хотела, чтобы он, наконец, расслабился ненадолго, пока они на свободной земле. И чтобы выпил с ней.
Вот сейчас он проснется окончательно, скажет ей, что она сошла с ума, оттолкнет ее руку…
Но, к ее удивлению, он молча взял у нее стакан и выпил. До дна.
Ночь встретила их ободряющей прохладой. Где-то очень далеко кто-то, вероятнее всего, один из Саат-хо, наигрывал мелодию на неизвестном инструменте, повсюду отчаянно стрекотали кузнечики. Неестественно огромный диск луны, похожий на головку сыра, казалось, был так близко, что можно было забраться на дерево и достать его, и он был бы на ощупь, как только что зажженный светильник – еще холодный, но таящий в себе неуловимый отпечаток тепла. Они сидели на поваленном дереве, чуть соприкоснувшись локтями. Налия не очень понимала, грустно ли ей, хорошо ли, говорить совершенно не хотелось. Просто нужно было, чтобы кто-то сейчас был рядом, чтобы понимать, что не только ты сейчас видишь все это, чувствуешь все это. Кому можно передавать стакан с этим божественным напитком.
Хоть она и была пьяна, никогда еще она не видела мир в такой четкости, в таких ярких красках. Ей казалось, она способна увидеть сову на дереве на той стороне реки, разглядеть кузнечика в траве за сотню шагов. Этот волшебный напиток как будто бы позволял ей видеть больше, дальше, глубже, ей хотелось наклониться к воде, взглянуть на свое отражение, - не появились ли у нее вертикальные зрачки? Она поднялась на ноги, раскинула руки, потягиваясь. Хотелось делать одновременно тысячу вещей: пробежаться по влажной траве, упасть на землю, почувствовать щекой росу. Она тайком посматривала на Зи-Эла, пытаясь представить, каким бы он был, вырасти он в каком-нибудь другом мире? И какой бы была она сама, если бы прожила всю жизнь где- нибудь еще?
Они вернулись в машину лишь к рассвету, когда ночь и Айч-ара опьянили их настолько, что они еле-еле держались на ногах. С большим трудом они забрались в кузов, упали на матрас, почему-то на один. Пьяная неловкость. Она собиралась чуть отодвинуться, как вдруг ее резко притянули к себе. Зи-Эл был как отлитая из металла скульптура – высвободиться нереально.
Ей почему-то стало очень смешно.
- Не надо, - прошептала она. – Иначе мы совсем расслабимся, а нам нужно быть злыми… Чертовски злыми, да…
Но тут она поняла, что он уже спит. Пьяным крепким сном очень усталого человека, сжимая ее, словно в тисках, так что ей почти не пошевелиться. Она с большим трудом устроилась поудобнее. Голова ее уткнулась ему прямо в грудь, тоже как будто стальную, они тут все, что ли, такие? С таким-то культом силы, с их обязательными тренировками, как тут приобретешь хоть немного мягкости?
Она снова смеется.
- Я буду звать тебя стальным палачом. У нас статуя такая есть в краеведческом музее… Он огромный, злой, и глаза у него из зеленого стекла… Вот-вот снесет чью-то башку! Я с ним болтать по душам любила, когда мелкая была.
***
А потом все завертелось, как бетономешалка, события замелькали одно за другим. Но кто-то словно помогал им, направлял их. Словно Кто-то могущественный поддерживал их в их борьбе. Иначе как можно было объяснить, что, когда они ехали назад, вдруг пошел сильный ливень, и на границе (Залн, конечно же, уже сменилась) никто не стал останавливать их, расспрашивать, с какой это
