фиолетовом небе блистали похожие на росинки первые звезды. Полупрозрачная луна неспешно восходила над двускатной крышей дома. В сенях работало радио, из открытых окон доносился голос Левитана. Речь диктора текла размеренно, каждое слово произносилось весомо, чтобы все слушатели от мала до велика могли проникнуться смыслом.
«Космический аппарат «Мечта-1» в эти минуты преодолевает последний отрезок пути. Траектория аппарата расчетная. Скорость составляет восемнадцать с половиной километров в секунду. Параметры конструкции аппарата в норме. Уточненное время контакта с лунной поверхностью – ноль часов тридцать четыре минуты».
После сообщения «Информбюро» начался концерт фортепьянной музыки.
Степка шел по огороду босиком, перед собой он нес охапку пересушенной на солнце ломкой ботвы. Земля приятно холодила горячие пятки. Новая порция топлива отправилась в костер, пламя радостно загудело. Столб дыма, точно живой, двинулся на Степку, и тому пришлось отступить под стену дома.
Заливисто свистнули. Степка, прищурив саднящие от раздражения глаза, уставился в сторону соседского огорода.
– Щербина? – спросил он, глядя на пузатый силуэт, едва просматривающийся из-за дымовой завесы.
– Стариков! – прозвучал в ответ звонкий голос, а затем силуэт перемахнул через штакетник и оказался на участке Степкиных родителей.
– Принес? – с ходу поинтересовался Степка.
Вовик Щербина, низко опустив голову, промчался сквозь дым. Приблизившись к приятелю, он показал на раскрытой ладони несколько обрезков стекла, раздобытых, надо полагать, в колхозной стекольной мастерской, где работал старший брат Вовика. Обрезки были прямоугольными, ровными, без сколов и острых граней.
– Ух ты! Щербина, да ты молоток! – одобрил Степка.
Вовик гордо шмыгнул носом, затем пихнул приятеля в плечо:
– Айда коптить, Стариков!
– Айда!
Степка сбегал в курятник, извлек из задрапированного паутиной угла припрятанный отцовский сапог с полуоторванной подошвой. Мамка гремела посудой в летней кухне, бабуля дремала на скамейке у крыльца. Вечер шел привычным чередом, взрослые занимались своими делами, и им вроде было не до скрытных приготовлений подростков, равно как и не до какой-то там ракеты, преодолевающей последние десятки тысяч километров для встречи с Луной.
– Батя говорит, что сиять будет, как электросварка… – мечтательно проговорил Вовик. Луна как раз висела над сложенной из красного кирпича дымовой трубой дома Стариковых.
Степка стоял, молча глядя на рдеющие в костре угли. Затем торжественно, будто совершая священнодействие, бросил сапог на жар. Взметнулось красно-черное пламя, ударил в нос тяжелый запах горелого. Белесый дым моментально стал темным и густым, как смола.
– Ого-го горит! – Вовик воздел над костром руки, в каждой ладони он сжимал по стеклышку. Но держать руки над огнем оказалось невыносимо горячо, и мальчишка, ойкнув, отпрыгнул. Степка было засмеялся, но тут и его, и Вовика обдало вонючим дымом.
В глаза будто мыльной водой плеснуло. Тщетно пытаясь проморгаться и обливаясь слезами, мальчишки отбежали под стену дома, куда клубы не доставали. На щеках и носах обоих появились грязные пятна.
Степкина мать выглянула из окна и сварливо осведомилась:
– Что вы там жжете?
– Ничего! – соврал Степка. – Сырая трава попалась!
– Не нужно жечь сырую, остолоп! – прозвучало напутствие.
– Хорошо, мам!
Вовик критически осмотрел пару потемневших стекол.
– Слышь, Стариков, а тебя-то на взрыв посмотреть пустят? – спросил он, понизив голос.
– А я через окно сбегу, – ответил, словно само собой разумеющееся, Степка.
– И я, – сказал Вовик. – Ты только не проспи, час-то будет поздний.
– Сам не проспи, Щербина, – парировал Степка. – Идем еще коптить?
– Идем!
Луна находилась в трех четвертях. Взрыв должен был произойти на границе дня и ночи – в сумеречной области, за которой удобнее всего наблюдать в телескопы,
