Степан поглядел еще пару минут, как дед обнимается с псами, позволяя им забираться чуть ли не на голову, а потом снова двинул вперед. Немного успокаивало, что собаки не вели бы себя так, если бы пришлые оставили здесь сюрпризец вроде пары «красноглазых» механизмов.
Дальше путь вел вдоль загона. Деревянные жерди в нескольких местах были сломаны и заляпаны кровью. Возле проломов темными холмиками лежали мертвые лошади. В нос бил смрад паленых волос, жужжали черные и толстые мухи, которых пробудило от спячки тепло этого утра и возможность вдоволь попировать мертвечиной. Конюшня превратилась в пепелище, земля повсюду была изрыта следами подкованных копыт. Степан будто воочию увидел, как охваченный паникой табун исступленно бьется о преграду, проделывая путь на волю.
Он остановился возле втоптанной в грязь «мосинки», торопливо осмотрел оружие – ствол свернут, в канале – земля, затвор погнут и намертво заклинен. Ругнувшись, Степка отбросил винтовку в кусты.
Следующая находка заставила его покрыться гусиной кожей. Конечно, он ожидал увидеть подобное, но одно дело морально готовиться к чему-то, а другое – оказаться нос к носу с пугающей реальностью.
В луже черной крови лежала оторванная рука. Кому она могла принадлежать – неизвестно. Степан подошел ближе, вспугнув мух. Широкая мозолистая ладонь, толстые пальцы – ясно, что рука была мужской, но чьей именно – черт его знает. Степан осмотрелся, заглянул за ближайшие кусты. Мертвых тел поблизости не было. Раненый смог уйти? Или, быть может, ему помогли… В глубине души затеплилась надежда, но Степан усилием воли прогнал лишние мысли, дабы не оказаться обманутым самим собой.
Рыжая псица, бросив вороватый взгляд на Степку, принялась шаркать языком засохший кровавый потек. Пришлось отогнать дурочку камнем.
Степан поглядел на деда Бурячка – тот все еще сюсюкался со сворой, – затем повернулся к фруктохранилищу, от которого остались лишь стены, вздохнул и пошел на встречу с неизбежным.
Следы. Множество следов. Кучи стреляных гильз. Поломанное оружие. Обрывки одежды. Пятна крови. Но ни одного мертвеца.
Степан подобрал целый на вид «ППШ», диск, судя по весу, был снаряжен больше чем наполовину. У общины было четыре таких ствола, одним пользовался Вовик. От мысли, что найденный пистолет-пулемет мог принадлежать товарищу, Степку захлестнуло волной горькой, самоубийственной ярости.
Поквитаться. Отомстить. Поднести ствол к вытянутой голове пришлого и превратить ее в месиво длинной истеричной очередью.
Отомстить. Поквитаться. Найти их чертово гнездо и выжечь все каленым железом!
Ударом ноги он разметал груду горелых досок, в которую превратились ворота фруктохранилища. Но зайти внутрь не удалось: мешала провалившаяся крыша.
Сбросив дедову телогрейку и пристроив «ППШ» за спиной, Степан кинулся разбирать завал. Бревна были еще горячими и жгли ладони. В запале Степка не замечал новые ожоги ровно так же, как и боль от полученных накануне ран и ушибов. Он перемазался в саже и стал похожим на шахтера. Дед Бурячок заглянул в фруктохранилище через его плечо, покачал головой и продолжил обход территории. Вскоре он вернулся и, усевшись на перевернутое ведро, принялся забивать трубку. Дворняги тут же обступили его со всех сторон.
– Оставь! – бросил он Степану. – Пустое это все. Побереги лучше силы.
Степан повернулся к старику. На чумазом лице лихорадочным блеском пылали глаза.
– Нет никого, – проскрипел дед Бурячок. – Ни одного покойника. – Старый выдрал своими узловатыми пальцами из тлеющей доски щепку, раздул на конце деревяшки огонек и зачмокал губами, раскуривая трубку.
– Думаешь, их забрали?
– В таком случае лучше бы они умерли.
Обычно так пугали непослушных детей. Мол, будешь плохо себя вести – прилетят пришлые и утащат на «блюдце». Может, пришлые и брали пленных, а может – нет. До этого дня Степан не сталкивался с чем-то, что могло бы опровергнуть или подтвердить молву. Только сейчас он стал четко осознавать, насколько мало знали в этих краях о враге. Они словно жили под невидимым стеклянным куполом, внутри – маленький мирок, в котором достаточно своих бед, а что творится снаружи – вообще неизвестно, только догадки и слухи. Бандиты, постоянная угроза голода – это понятно и привычно, а пришлые – что-то вроде стихийного бедствия или, как говорила мамка, «божьей кары», которую не осмыслить человеческим умом и тем более не отвратить.
– Кажись, на месте Ростова у них теперь что-то вроде базы по переделке людей, – сказал вдруг дед Бурячок. – Наших туда могли забрать.
