Когда Степан снова повстречал Людмилу, то ему уже пришлось отдавать честь.
– Вольно, – отозвалась та, кокетливо поправляя китель. – Готов в наступление?
Ей приходилось перекрикивать гул двигателей, плацдарм уже пришел в движение.
– Да. – Степан опустил взгляд: он не мог рассказать о запланированной спецоперации в Калмыкии. Наверное, и Людмила много чего не могла рассказать о своей службе. Степану было очень неловко оттого, что приходится недоговаривать. Наверное – с непривычки. От этого он принимал излишне суровый вид, который можно было спутать с нежеланием беседовать.
– Я временно в батальоне радиационной, химической и биологической защиты, – сказала Людмила. – Надеюсь открыть под Ростовом какой-нибудь редкий вид костянки. – Она улыбнулась, не переставая изучать внимательным взглядом Степкину хмурую мину.
– Ты поосторожнее там, – проговорил Степан. – Если найдешь лекарство от этой заразы, то не забудь сказать: я соглашусь стать подопытной крысой.
– Степка! Скажешь тоже! – Людмила с готовностью хохотнула, было видно, что она почти оправилась после контузии и что охватившее всех возбуждение перед боем опьянило и ее.
– Лютик! Лютик! – зазвенели нетерпеливые голоса; ей махали из кузова готового отправиться грузовика. Мужики смотрели на Людмилу как на волки на ягненка. Степан увидел в руках офицера, вальяжно привалившегося спиной к кабине, гармонь. Что ж, поездка обещала быть с ветерком. Ну, может, если вдруг станет горячо, кто-нибудь из этих распустивших хвосты павлинов прикроет собой девушку или поможет ей выбраться из передряги. Степка мотнул головой, отгоняя дурные мысли.
– Удачной тебе работы с «поляками», не забывай навещать раненых ребят! – быстро проговорила, отступая, Людмила. Ее большие, не по размеру, сапоги оскальзывались на жидкой грязи.
– Конечно, обязательно… – Степан поднял руку. – Спасибо тебе!
– И тебе! Увидимся под Ростовом!
– Увидимся… – выдохнул он, провожая взглядом ладную фигурку. Вот Людмила поставила ногу на облепленное жирным черноземом колесо, вот схватилась за борт, вот с десяток рук протянулось к ней, чтобы помочь забраться в кузов. Грузовик покатил, сильно кренясь с борта на борт на ухабах.
Степка сунул пальцы в карман бушлата. Вытащил скомканную хирургическую маску, которую отдала ему Людмила в их первую встречу. Расправив потемневшую марлю, он с минуту размышлял – надевать или нет. Ему казалось, что это решение может повлиять на положение дел в реальности. Если он наденет маску, то все вернется на круги своя, он опять окажется смертельно больным и представляющим угрозу окружающим неудачником. Тогда можно позабыть о месте в спецотряде, который вот-вот отправится в тыл врага. Если же не наденет, то минутная слабость пройдет, сердце вновь наполнится предвкушением схватки, и он без страха шагнет в пропасть смертельно опасного предприятия, а после, вернувшись с победой, он обязательно отыщет Людмилу в Ростове. В советском, освобожденном от пришлой дряни городе.
Степка снова скомкал маску и сунул ее в карман. Однако это решение, как ни странно, облегчения не принесло. Сейчас он испытывал те же терзания и сомнения, что и после встречи с умирающим всадником. Тогда тоже разум говорил одно, а ноги сами по себе несли его в общину. Жаль, что нельзя теперь сбежать в степь: это будет дезертирством.
Снова начался кашель. Он стоял, немощно согнувшись, а в метрах двадцати над ним, поднимая винтами ураганный ветер, проносились вертолеты – звено за звеном.
А после Степка уставился на собственные ладони: те оказались сухими и морщинистыми, будто ему было не восемнадцать, а восемьдесят лет. Или будто он голыми руками возился с известью.
К горлу подкатил болезненный ком, глаза защипало.
– Черт-черт-черт! – зашипел он, но голос его утонул в гуле двигателей и дребезге железа.
На какой-то миг он люто рассердился на Людмилу. Ведь это она дала ему надежду, она безответственно заставила поверить в то, что впереди у него – целая жизнь.
Нет всей жизни. Есть только несколько дней, в течение которых он будет высыхать, превращаясь в живой труп, и при этом – сеять вокруг себя заразу.
Дура. Вертихвостка смазливая. Все думали, будто она – специалист. Все думали, будто она знает свою тему от и до. Все доверились ей. А она – двоечница. Сделала лабораторную работу с ошибками!
А может, его костянка оказалась редкой формы… Вот же падла! Говорила же Людка, что этой заразы – не один вид. И еще Людмила поручилась, что у него нет костянки ни в одной из распространенных форм; насчет редких форм она ничего не говорила.
