черными волосами и пронзительным взглядом черных глаз. Среди присутствующих, не страдавших дистрофией, он выглядел, как накачанный слон среди стройных газелей. Про него говорили, что он очень умен и невероятно спокоен. Порой одно его слово было решающим во многих спорах.
Демон разума, князь Петр Кончаловский. Высокий, жилистый, сухопарый, уже в годах. Никто не знал точно, сколько ему лет, некоторые говорили, что давно за четыреста. Не удивлюсь. Эти блеклые голубые глаза могли видеть даже сотворение мира, что уж там говорить о каких-то нескольких сотнях лет. Его боялись почти так же, как боялись пожирателей, иногда даже сравнивали с ними. Он мог вскрыть память и добраться до тех воспоминаний, которые подозреваемый получал в утробе матери. В отличие от пожирателей он не питался эмоциями, но дело свое знал четко и никогда не щадил, если доходило до наказания. Жалость была ему неведома.
И вот теперь эти трое стояли напротив нас и чего-то ждали.
Чего? Я не знала. На помощь пришел Кирилл.
– Рад, что вы смогли выкроить время и ответить на мою просьбу. К сожалению, с момента подачи запроса кое-что произошло, причем не очень приятное, так что прошу простить за прием на улице.
– Господин Саминов, – жестом остановив речь моего мужа, князь едва уловимо кивнул и прошелестел неприятным, я бы даже сказала потусторонним голосом: – Не стоит разбрасываться пустыми словами. Вы хотели видеть нас по делу. Прошу вас, давайте им займемся.
– Хорошо. Тогда пройдемте для начала в королевские покои, наше дело находится там.
Пока поднимались, успели переполошить проснувшуюся резиденцию, которая знать не знала, ведать не ведала, что в королевских покоях ночью случилось невероятное преступление, а сама королева даже не ночевала во дворце.
Кстати, пока шли, я начала подозревать, что маршалы умеют общаться между собой мысленно, потому что кто-то кивал, кто-то сворачивал в боковые коридоры, кто-то оставался на лестничных площадках (и все – в абсолютной тишине!). В итоге, когда мы дошли до малой гостиной, за которой находилась спальня, с нами оставалось не больше десятка маршалов.
Наше дело действительно находилось там и уже успело провонять комнату насквозь. Внутрь также прошли далеко не все – с нами были лишь двое из проклятого рода, Джозеф и Тимофей, успевший представиться мне троюродным кузеном Кирилла, да члены Верховного мирового совета.
– Да-а-а… – Прасковья, недовольно сморщив нос, первым делом отправилась к окнам и распахнула их одно за другим. – Милая, а что ж так категорично-то?
Это она мне?
Настороженно переглянувшись с Киром, увидела его согласный кивок. А от меня ждут ответа или это был риторический вопрос? Судя по вопросительно приподнятой брови ведьмы, которая закончила с окнами и вернулась к нам, ответ все-таки предусматривался.
– Знаете, когда хотят изнасиловать, как-то не до выбора адекватных методов. Еще они начали стрелять. Я испугалась. Занервничала. Вспыхнула. – Я отвечала максимально правдиво, не собираясь ничего скрывать, так как не видела в этом смысла. – И он сгорел.
– Жаль. Милый был мальчик. – Тон ведьмы совершенно расходился с ее словами. Бросив на обугленный труп брезгливый взгляд, она перешла к тем, кто валялся чуть правее дверей, ближе к кровати. – А с этими что? – Женщина разговаривала словно сама с собой. – Та-а-ак… множественные переломы ног, ребер, рук… Эмоциональное изъятие… Некритичное. Кто стрелял?
– Все, кроме Мейдена.
– В кого?
– Только в меня.
Кирилл отвечал без задержек и по существу.
– А ноги-то зачем переломали?
– Чтобы не возникло соблазна покинуть место преступления.
– Шутник… – Ведьма фыркнула и снова склонилась над предателями, поводила над ними руками, и мужчины со стонами начали приходить в себя.
Кстати, я признала лишь советника Оливера, двое других были мне незнакомы.
Не торопясь допрашивать советников, ведьма подошла к нам.
– Когда это произошло?
– Около полуночи.
