— Я не голодна. — Демонстративно отодвинув от себя тарелку, встаю из-за стола, всей душой надеясь, что этот доставучий охранник не поплетётся за мной и не запихнёт весь завтрак в глотку.
— Куда? — а вот и голос из преисподней, когда темнокожий чуть ли не давится своим бутербродом, уже пошатнувшись за мной и преграждая путь.
И едва я успеваю закатить глаза, как в дверном проёме показывается фигура, кажется, главного в этом доме, если его можно так назвать...
— Я займу её, — его голос подозрительно холодный, и эта короткая фраза почему-то заставляет дрожать изнутри, когда он как-то несвойственно аккуратно берёт меня за талию, заставляя следовать за ним.
И как только дверь в его комнату закрывается, маска джентльмена быстро спадает, и на смену лёгким прикосновениям приходит ядовитое ощущение его пальцев, что так свободно обволакивают шею.
— Сначала хочешь утопиться, потом от еды отказываешь... А дальше что? Дышать перестанешь?
За всем этим я даже не успела понять, как моя спина ощутила пронзительный холод голой стенки, а единственное, что сейчас обжигало — это до боли неприятная близость, заставляющая держаться всеми силами, чтобы не поморщиться.
— У меня просто горло болит, — актёрски выдавливаю из себя хрипотцу, стараясь смотреть оппоненту прямо в глаза, хоть их поразительная уверенность и сбивает с толку.
Я стараюсь. Стараюсь изобразить безразличие. Стараюсь не выдавать своего страха, который он рождает одним лишь присутствием. Но его взгляд говорит лишь о том, что он чувствует этот самый страх даже на расстоянии. А глаза его едва уловимо смеются, наблюдая, как мышь пытается противостоять льву.
Не могу больше.
Опускаю взгляд, потупив глаза в пол, чтобы не чувствовать на себе больше этой давки. И снова упускаю момент, когда его рука освобождает от объятий мою шею.
— Ты когда-нибудь хотела иметь сестру?
Снова поднимаю на него глаза и прерывисто моргаю. Я, конечно, многое ожидала от этого человека, но вопроса абсурднее придумать было просто невозможно.
— Что, прости? — хоть его лицо и не порождает сейчас никакого страха, я всё равно автоматически сглатываю слюну, уставляясь на него своими глазищами и наблюдая, как по его лицу начинает растекаться приторно мерзкая улыбка.
— Оглохла резко? — несколько шагов, приглушённая речь и горячий выход где-то в районе щеки, когда блондин словно ненароком задевает губами мочку моего уха, неохотно повторяя вопрос.
— Почему ты спрашиваешь? — помню, что в этом доме вопросы задаю не я, и помню, чем это обычно заканчивается, но ответный вопрос всё равно автоматически вырывается из глотки, пока мозг безуспешно ищет всевозможные варианты ответа. Мне даже удаётся уловить, что мой голос сейчас звучит слишком жалко.
Он снова отдаляется от меня, двигаясь к своему столу и среди кипы каких-то бумажек выуживая фотографию. А я лишь продолжаю изображать каменную скульптуру, отчего-то боясь пошевелиться и наблюдая, как блондин медленно подходит, протягивая мне заключенный меж пальцев снимок. Аккуратно изымаю и как-то по-детски таращусь, наблюдая на фото своего брата в обнимку с какой-то девушкой. И фотография эта явно не первой свежести.
— Твой братец наверняка так и не решился тебе сказать, что твой кобель отец нагулял на стороне маленькую красавицу, когда ты ещё пешком под стол ходила. — Его слова сейчас имеют эффект ледяной воды, неожиданно вылитой на голову, но я продолжаю стоять, беспрерывно изучая каждый сантиметр затёртого снимка.
Не знаю, зачем, я переворачиваю фото, концентрируя взгляд на мелкой подписи и вычитывая всего пару слов. “Макс и Надя. 2014?
И пока моим телом овладевает лёгкий паралич, дверь в комнату Миронова открывается, запуская в свои хоромы одного из его бугаев, за чьей спиной не сразу можно различить женскую фигурку.
— Как и говорил, выписали. — Даниэль как-то несвойственно скалится, проталкивая девушку вперёд и, возможно, заставляя меня против воли отдаться эмоциям, когда я с вытянутым лицом разглядываю ту самую девушку с фотографии. Да, она по-прежнему красива, только вот выглядит как потрёпанная игрушка, на чьём теле всё ещё красуются следы кое-чей ненависти...
Одна из игрушек Миронова, что была до тебя. Только вот она в больнице до сих пор... Глеб избил её после того, как поверил в сказки Ольги. Я хотела вмешаться, но Даниэль не позволил ни на шаг к ней подойти...
В голове бурей проносятся слова Мариссы, поведавшей историю о девушке, а разум до сих пор отказывается верить в то, что родной брат не только не рассказал о её существовании, так ещё и не предпринимал никаких попыток, дабы вытащить её из этого