желанию. – Я уж не знала, что и думать. Василий сказал, сидеть и ждать… А сам ушел куда-то. Вы тоже пропали. Знаешь, как страшно одной! А где Типун?
– Все хорошо, не волнуйся. Мы просто разделились. Он… к Полупуду пошел, а я – за тобой. Держись за меня, попробуем пробраться на другую сторону…
Увы, сказать оказалось гораздо проще, чем сделать. Может, лицо мое не внушало столько уважения, как у кормщика, или по мере приближения к площади возросла плотность толпы, но все попытки перейти улицу привели лишь к тому, что мы с трудом забрались в самую середку и застряли там, как Винни-Пух в норе кролика. Ни назад, ни вперед.
– Куда прешь, как голый в баню?! Глаза разуй…
Дородная тетка с жарким румянцем на широкоскулом лице и в забавном, как у новорожденных, чепчике поставила окончательную точку в моих потугах изменить курс. Бесцеремонно оттолкнув в сторону монументальным бюстом.
С виду две пуховые подушки, а ощущение, словно она в лифе мешки, набитые песком, носит. Сразу понятно – случись надобность, эта гражданка не только войдет в горящую избу, а и сметет ее до основания быстрее бульдозера. О коне и говорить нечего – бедное животное само встанет как вкопанное, едва завидев такую красотку. И что характерно, рядом с ней, держась за руку, как Олеся за меня, с самым независимым видом семенил хлипкий мужичонка… с огромным фиолетово-синим шнобелем. М-да… Диалектика. Борьба и единство противоположностей.
– Ладно, время есть… – смирился я с неизбежностью. – Не будем отрываться от коллектива…
– Что? – захлопала глазками Олеся.
Черт! Не понимаю. Слепым же надо быть, чтобы не видеть, что это девушка, а не пацан. Хотя… Если вспомнить, как совсем недавно по этому же поводу обмишурились мы с Полупудом и весь личный состав Никитинской заставы, то не так уж и очевиден обман. Просто теперь я знаю, кто она на самом деле, и вижу ее по-другому. Еще бы… Мне и глаза не нужны, достаточно прикосновения, остальное память подскажет. Совсем еще свежая…
– А куда все идут?
– На площадь. Там сейчас казнить будут…
– Невольников?.. – охнула девушка и вся сжалась, вбирая голову в плечи. Она тоже не забыла. Только другое событие из прошлой жизни… менее приятное.
– Нет. Преступников.
– Мздоимцев! – посчитал возможным вмешаться в разговор обладатель синего носа и хрипловатого баска. – Этим не то что головы рубить, их на ломти строгать надо. Понемножку и долго… чтоб неделями орали, прежде чем подохнут. Может, у тех, кто их место займет, хоть на пару месяцев страх жадность пересилит… А то совсем спасения нет. Грош кладут в казну – талер в карман. А случись недоимка хоть на акче – сразу все добро у человека отнимают, а чтобы не было жалоб и тяжб – вместе со всей семьей на невольничий рынок.
– Или в масле живьем сварить… – пропищала дородная матрона, с уважением поглядывая на хозяина. – Как в аду грешников.
– Ой, мамочка… – пробормотала Олеся и стала стремительно бледнеть. Похоже, разговоры о казни чересчур сильно разбередили душу девушке.
– Хлипковат твой братец будет… – надменно проворчал синеносый. – Того и гляди, сознание потеряет. – Эх, что за мужик нынче пошел. Не то что раньше…
Такое заявление из уст человека росточком ничуть не выше девушки и полудетского сложения прозвучало столь комично, что даже Олеся улыбнулась. Зря… Пока она держала рот на замке и каменное выражение лица, с определением пола можно было ошибиться, но улыбка испортила всё. Словно солнце из-за тучи блеснуло. И этот лучик не остался незамеченным дородной горожанкой.
Она хмуро посмотрела на нас, наморщила лоб и… расплылась в милейшей усмешке.
– Вот как?.. Я гляжу, ты, голубушка, из дому бежала? Небось, за нелюбого выдать хотели? Понимаю… Сама у батюшки в ногах неделю валялась, выла волчицей, белугой ревела… Умоляла не губить…
Молодица вздохнула так глубоко, что сорочка на груди едва не лопнула.
– Ан, ничего. Сладилось… Десятый годок уже считай вместе кукуем. Детишек только Бог никак не пошлет… Вот и хочу кусок веревки у палача просить. Может, если не молитва, то бесовское заклинание поможет?
Неожиданный поворот. Никогда бы не подумал, глядя на монументальный фасад, что под ним скрывается такая тонкая, ранимая душа.
