ночных страхов, слушая мерное дыхание других. Но цирковые костер на ночь не оставляют, и так тепло. Катя выбралась из кибитки. Лучше она полежит около других, чем снова спать. Девушка достала одеяло и расстелила его под фургоном: здесь она не одна, и никто не наступит на нее. Катя долго смотрела на звезды, а затем незаметно задремала, но больше ей ничего не привиделось.
Весь день цирковые отрабатывали выступление. Сара принесла Кате платье:
– Примерь.
Критически осмотрела с ног до головы, кое-где подколола булавками и вроде как невзначай спросила:
– А чего под фургон перебралась, пигалица?
– Кошмар приснился, – буркнула Катя.
– Это давление, – объяснил Бен, выросший за спиной, – у меня с утра голова болит.
Он обратился к Саре:
– Завари свой чай, пожалуйста, а то башка раскалывается.
Сара забрала костюм и удалилась. Бен сел рядом с Катей.
– От меня родители при рождении отказались. Врачи сказали, что я – не жилец. Да и кому нужен такой страшила с головой- тыквой.
Катя пожала плечами: никогда об этом раньше не задумывалась. В ее окружении нет больных. Да и были бы – ей какое до них дело? Бен продолжал:
– Жил в интернате, никому не нужный, а потом меня Сэм забрал. С тех пор здесь моя семья.
Катя молчала. Ну, почему так всегда? Когда нужно сказать что-то доброе, поддержать, у нее язык точно отваливается.
– А вы не искали родителей? – выдавила она из себя.
Бен долго не отвечал.
– Не думаю, что они обрадуются мне, – наконец сказал он. – Кому я такой нужен?
Подошла Сара и обняла его за плечи:
– Мне нужен. Понял? Пей свой чай и не хандри, вечером выступление.
Бен залпом опустошил кружку, похлопал Сару по руке и грустно улыбнулся:
– Сегодня, как никогда, голова трещит, но к вечеру буду в порядке, группу не подведу.
Вскоре цирковые запрягли лошадей, погрузились в фургоны и отправились выступать. Перед отъездом Катя оторвала широкую полосу от футболки и ручкой написала: «Едем в город. Я с цирком». По дороге Сара дошила платье.
– По-моему, очень миленькое, – сказала она.
Катя примерила: село, как влитое. Американская пройма, открытые плечи, длинная пышная юбка – в нем девушка походила на сказочную принцессу. Катя закружилась.
– Не упади, – рассмеялась Сара, – а то хороша будет звезда сцены с расквашенным носом.
Катя смутилась. Ведь точно! Она же будет выступать перед кучей народа. Как бы не испугаться.
Город казался огромным. Обычные двухэтажные дома выглядели многоэтажками – все было выше привычного. Широкие, как проспекты, улицы, по которым народ передвигался пешком или верхом, массивные фонари, высокие ступени. Катя с трудом забралась на помост. Народ уже собрался на площади и с нетерпением ждал выступления. Сэм приоделся в костюм с бабочкой и вышел на сцену.
– Уважаемая публика, – объявил он, – сейчас перед вами выступят артисты всемирно известного цирка уродов.
Катя смотрела на зрителей из-за кулис. Великаны как великаны. Одеты старомодно, на Катин вкус. Но у них здесь не технический мир, как она поняла, поэтому ничего удивительного. Расспрашивать новых знакомых было неудобно, ведь ее приняли за сбежавшую лилипутку. Машин не видно, электрических проводов тоже. Фонари зажег какой-то человек. Фонарщик вроде. Хотя до темноты далеко, летом поздно смеркается. Мужчины – в плотных хлопковых штанах и рубашках навыпуск. Женщины – в длинных платьях, некоторые еще и в передниках. Цирковые одеты смелее. Сара, например, в брюках ходит. Народ что-то жует: кто яблоки, кто бутерброды. Пришли целыми семьями, есть и дети, размером с Катю и повыше. Наверное, здесь мало развлечений. Ни Интернета, ни телевизора. Для них цирк – целое событие.
