ведь каждому вору в Каморре известно, что лучше всего оставаться незаметным. Постепенно он сообразил, что люди смотрят на него не больше, чем на других актеров; следят за тем, что происходит на сцене, разглядывают соседей или пиво в кружке. Это несколько успокаивало, хотя и не так надежно, как укромные уголки и темные закоулки.
– У тебя неплохо получается! – сказал Алондо в перерыве между сценами, похлопав Локка по плечу, и торопливо отхлебнул воды, чуть подкрашенной вином.
– Я сначала оробел, – признался Локк. – Но теперь чуть полегче стало.
– Молодец! Главное – закончить уверенно, тогда все остальное спишут на тайны актерского мастерства. Погляди на Сильвана: чем больше пьет, тем лучше играет. А мы с тобой уверенностью в своих силах будем упиваться.
– Ох, тебе и так уверенности не занимать.
– Нет, Лукацо, ты не понял. Если долго притворяться, что уверен в себе, то со стороны выглядит, будто так оно и есть. А на самом деле поджилки от страха трясутся. Вот увидишь, к двадцати пяти годам я себе язву наживу.
– Ну, ты же уверен, что до двадцати пяти доживешь!
– Ха, а что я тебе говорил про долгое притворство?! О, Валедона на казнь поволокли. Скоро наш выход.
Трагедия шла своим чередом, как хорошо отлаженный механизм: Аурин и Феррин отправились выполнять поручение императора – тайно проникнуть в логово терим-пельских воров; Аурин влюбился в Амадину с первого взгляда; Феррина терзали сомнения… – некоторые зрители, слушая его монолог, пьяно гоготали и давали дурацкие советы.
В тени колонн на сцене появился статист в белом балахоне и посмертной маске – первый из фантазмов, призрак Валедона. Тем временем Аурин и Феррин, пытаясь завоевать доверие воров, отправились грабить старого вельможу, роль которого исполнял Бертран Несметный.
Алондо потребовал у Бертрана кошелек – в изысканных выражениях, с преувеличенно вежливыми оборотами, как принято при императорском дворе. В зрительном зале раздались смешки.
– Да разве ж настоящие бандиты витийствуют, грозя несчастным жертвам гибелью под драгоценными россыпями своего красноречия?! – возмущенно воскликнул Берт. – Какой грабитель шелком прикрывает злодейские намеренья свои, как хрупкое стекло? А вы, хмельные празднолюбцы, юные вертопрахи, решили сдуру ворами притвориться? Бегите живо к материнской титьке, вы, жалкие молокососы, не то я так зады вам надеру, что заалеют вишеньем!
– Коли тебе слова не милы, послушай голос закаленной стали! – Локк выхватил кинжал из ножен.
Алондо, изображая замешательство Феррина, с притворной неохотой медленно вытянул свой бутафорский кинжал. Клинки, хоть и старательно затупленные, были начищены до зеркального блеска и угрожающе сверкали в лучах солнца. Зрители восхищенно заахали.
Берт бросился к противникам, потом отшатнулся и незаметно высвободил из рукава алое полотнище.
– О подлые злодеи, вы пролили благородную кровь! – прохрипел он, отшвырнув кошелек и падая на колени.
– Ты на кинжалы наши напоролся по дурости! – заявил Локк, размахивая клинком. – Ну что, старик, теперь тебе по нраву хрупкое стекло? Пожалуй, братец, наши речи для него чересчур остры!
– Вот кошелек его! Бежим! – сказал Алондо, испуганно озираясь. – Бежим, не то изловят нас!
– Не сомневайтесь, изловят! – прокричал Берт вслед убегающим Локку и Алондо. – Изловят и в оковы закуют! И отведут на гибельный помост!
Спектакль продолжался. Аурин и Феррин завоевали доверие воров, и Аурин начал открыто ухаживать за Амадиной. Пентра, заподозрив неладное, выследила приятелей, которые отправились на тайную встречу с чародеем Каламаксом, и узнала, кто они на самом деле.
Локк смотрел из-за кулис, как Сабета и Шанталь на сцене обсуждают участь Аурина. Шанталь настаивала, что принца надо взять в заложники или убить. Они с Сабетой полностью завладели вниманием толпы, и зрители слушали их, затаив дыхание.
Затем последовала напряженная сцена между Аурином и Амадиной; наследник престола признавался в своих чувствах. Алондо и Шанталь тем временем замерли, будто статуи, в противоположных концах сцены, мрачно глядя на зрителей.
– Ты одна – владычица моих страстей сердечных! – воскликнул коленопреклоненный Локк. – И сердце я свое тебе вручаю! Прими его – или пронзи клинком, я участи своей не воспротивлюсь. Я покорюсь тебе по доброй воле, не покривлю душой и даже душу саму не пожалею – за тебя отдам!
– Ты – принц наследный! Отпрыск императорского рода!
– И живу в неволе! Меня хранят, и холят, и лелеют, и окружают всяческой заботой, дабы к имперскому престолу я шествовал прямой дорогой чести и долга! Нет, Амадина, это не по мне. Я жажду с торного пути свернуть! Я в царстве воровском дышу свободой,
