город в часе пути отсюда — принадлежит Акио Такухати.
И не только это, но много-много больше. Эссо — первый по величине и четвертый по населенности среди Благословенных островов.
Нет, конечно, Мия знала и раньше, что роду Такухати принадлежит весь северо-восток страны. Но теперь, увидев величие, мощь и богатство замка Инуваси, она словно впервые осознала по-настоящему, что значит слово «даймё».
Вторым удивительным открытием стало огромное уважение и любовь, с которой все люди Такухати говорили о своем господине.
При Мии слуги старались не сплетничать, но пару раз ей удалось подслушать обрывки разговоров. Даймё Такухати навел порядок, истребив несколько разбойничьих банд, а главарей повесил на глазах у городских жителей. Давно надо было, общины деревень уже не раз отправляли прошение о защите, а его отец все медлил. Даймё Такухати провел налоговую реформу и поднял пошлины для чужих товаров. Пусть купцы жалуются, зато крестьяне и мастеровые вздохнули спокойнее. По распоряжению даймё начат ремонт дороги между Асикавой и Омакомаем — ей полсотни лет, давно пора…
Тень восхищения, с которым жители Эссо смотрели на своего господина, ложилась и на Мию, куда бы она ни пошла. От этого было неловко. Словно Мия, сама того не желая, обманывала всех этих людей.
Неловко было и оттого, что от нее ожидали такого же восхищения, а Мия сама затруднилась бы сказать, что испытывает к Акио Такухати.
— Господин — самый лучший, — с непоколебимой убежденностью заявила Юрико, когда Мия попробовала завести с ней разговор.
— Но он такой жестокий…
— Он строгий, но справедливый. Господин много делает для всех и от нас требует не меньше.
Джин приходил только в снах. Обнимал, клялся, что отыщет. Рассказывал про родной Самхан, в котором никогда не бывает снега, и просил только чуть-чуть потерпеть, подождать.
Мия подождала бы, будь эти встречи наяву. Но что есть сны, как не сладкая ложь самому себе?
В реальности ее ждали только Акио Такухати и холодные небеса Эссо.
Она силилась понять этого мужчину и не могла. Зачем он привез ее сюда? Отвоевал у наместника, вылечил, представил всем свей наложницей, подарил одежду и украшения. Разве так обращаются с девицами, которых считают дешевыми шлюхами?
Мия знала, что, если она хочет свободы, надо бежать сейчас, пока не поздно, пока не вернулся Акио. Но у нее не было денег, а продавать подаренные кимоно или драгоценные гребни казалось бесчестным. Все равно что воровство.
Да и куда бежать? На чем? И что важнее всего — к кому?
Пусть будет так, как будет! Если ее воспоминания верны, Акио Такухати спас ей жизнь. Он заслуживает разговора.
Но если все выльется в очередные унижения, Мия не станет мириться и терпеть.
Пещера пряталась среди скал — черная дыра, неприметная со стороны дороги. Чтобы найти ее, нужно было сойти с тропы и продираться почти пятьдесят шагов по каменистому склону сквозь заросли остролиста.
Что и сделал низенький толстый монах в тростниковой шляпе.
У входа он остановился, опасливо поглядывая на нависающий сверху каменный гребень, за которым начиналась холодная мгла.
— А, Будда его знает… Кажись, пришел, — пробормотал монах и огладил усы. — Надеюсь, внутри действительно почтенный ямабуси, а не медведь-сан. Иначе мое путешествие может очень дурно закончиться.
С этими словами он извлек откуда-то из складок своего одеяния медную чашу для подаяний, куда больше напоминающую котел, в котором можно приготовить ужин на большую семью. И с энтузиазмом замолотил по ее краю деревянной колотушкой.
Поднялся адский трезвон. Пронзительный звук осквернил хрустальную тишину гор, разлетелся по ущелью, отразился от скал, заставил вибрировать и дрожать воздух. Казалось, даже тьма, скрывавшая нутро пещеры, сжалась, съежилась, уползла глубже в каменную толщу.
— Э-ге-гей! — завопил монах и с удвоенным энтузиазмом заработал колотушкой. Самовольно выползший из-под балахона хвост взмыл к небесам и победно распушился, а на морде засияла горделивая улыбка.
— Хватит! — Хриплый рык из пещеры перекрыл поднятую монахом какофонию. — Еще один звук, и я подниму тебя на вершину священной Ондзё и покажу «обзор Востока».
— Это когда подвешивают за ноги над пропастью, чтобы добиться просветления? — уточнил монах, немедленно прекративший
