– Пётр Иванович, а что насчёт динамовского плаката? Будем вешать? – поинтересовался Плужников.
– Плакат? Ах да, надо бы повесить, дело плёвое, а терять такой источник не хочется. Нужно его вычислить во что бы то ни стало. Возьмите под наблюдение всех подозрительных людей, которые будут проходить рядом или вообще задержатся на этом месте. Хотя что-то мне подсказывает, что не станет он светиться, недаром ведь место выбрал, где можно будет плакат издалека увидеть.
В тот же день, практически в то же время аналогичное совещание проходило в кабинете Щёлокова. Николай Анисимович барабанил пальцами по столу, переводя взгляд с одного подчинённого на другого. В отличие от Ивашутина он не ограничился приглашением двух ближайших помощников, а собрал всех своих замов. Мало того, срочно вызвал начальников УВД Московской области и Ставропольского краевого УВД, а также министра внутренних дел Белорусской ССР. Каждому из этой троицы предстояло держать ответ по Евсееву, Сливко и Михасевичу соответственно.
– Ну что, все готовы? – поинтересовался министр. – Тогда слушайте.
Он взял в руки письмо и принялся читать. Чем дальше Щёлоков читал, тем более изумлёнными становились лица присутствующих, кроме тех, кто уже был в курсе происходящего. Они знали, что письмо, прежде чем попасть на стол к министру, прошло соответствующую перлюстрацию и проверку в криминалистической лаборатории, в том числе на наличие ядов. Результаты уже доложены министру. С текстом они тоже были ознакомлены, но до поры до времени держали эти знания при себе. Если начальству будет угодно озвучить содержание письма, бога ради. А их дело маленькое.
Щёлокову было угодно. Закончив читать, опустив постскриптум, о котором всем знать не обязательно, он обвёл собравшихся тяжёлым взглядом:
– Что скажете? Алексей Алексеевич, вы там вообще у себя хоть что-то имели на Михасевича?
Министр внутренних дел Белорусской ССР Климовской сделал попытку встать, однако Щёлоков жестом показал – можешь говорить сидя.
– К сожалению, никакими данными по Михасевичу мы не располагаем, товарищ генерал. Перечисленные вами преступления или до сих остаются в числе нераскрытых, или по ним были осуждены другие люди.
Затем последовали похожие вопросы начальнику УВД Московской области Василию Константиновичу Цепкову и его коллеге со Ставрополья Александру Тимофеевичу Коновалову. Результаты опроса министра внутренних дел СССР, казалось, не удивили. Обсуждение продлилось около часа, после чего Щёлоков всех распустил, попросив задержаться только своего зама Бориса Шумилина.
– Борис Тихонович, помнишь, в письме в постскриптуме о плакате с «Динамо» упоминалось? Ты там распорядись, чтобы всё сделали, как положено. И посматривайте, может, кто заинтересуется плакатом. Хотелось бы с этим загадочным НДП лично пообщаться.
Выпроводив заместителя, генерал поднял трубку телефона и набрал номер, которым старался лишний раз не пользоваться. Но сейчас ситуация вынуждала, иначе последствия могли быть для него не самыми радужными.
– Юрий Владимирович, день добрый, Щёлоков…
В Москву на этот раз я отправился специально, чтобы удостовериться, что мои требования выполнены. Для Вали придумал отмазку, что просили подъехать в издательство, что-то там нужно подписать. Она особо и не интересовалась подробностями, так что мне не пришлось тонуть в пучине лжи.
Честно говоря, в глубине души я слабо верил в успех предприятия. Даже если письма и дошли до Щёлокова с Ивашутиным, не факт, что они согласятся работать с каким-то анонимом. Но в этот день у меня появилось два повода для радости. Первый – когда я проходил по другой стороне улицы от здания Министерства внутренних дел СССР, а второй – минуя таким же макаром здание ГРУ. В обоих случаях плакаты, посвящённые футбольному клубу «Динамо», присутствовали. Значит, контакт установлен, можно работать дальше, приносить пользу обществу не только ворованными книжками и песнями, но и таким вот образом.
Чтобы не возвращаться с пустыми руками, снова закатился в ГУМ, на этот раз уже разорился на импортные духи, настоящие французские. Влетели в копеечку, но я уже ощущал себя этаким начинающим нуворишем и решил, что на любимой женщине можно не экономить.
А вскоре я наконец разделался с «Крепостью на Суре», угробив на это дело несколько общих тетрадей и с десяток стержней для шариковой авторучки. Поставив точку, потянулся до хруста в костях и блаженно улыбнулся.
Дело оставалась за малым: показать произведение знающим людям вроде Тюстина, после чего можно отправляться к Зинаиде продолжать арендовать пишущую машинку. А затем – кланяться в ножки Николаю Афанасьевичу и Фёдору Велимировичу, просить издать книгу. На самый крайний случай – искать подступы к Мясникову.
