Не помня себя от радости, я принялась нашептывать заклинания, прижав изумруд к губам. Энергии в камне было хоть отбавляй: остров захватить – да без проблем (а убить какого-то там Пера Четвертого?!) – и захватить, и превратить его жителей в зомби, и заставить пойти войной на Центральный остров. Вот будет сюрприз Клинку Добрая Воля!
Единственное – захватывать остров пока не было в моих планах. Мне хотя бы выбраться из тюрьмы и избежать обезглавливания – только и всего.
Тут и произошла неожиданная накладка к моему, без преувеличения, гениальному плану – зашевелился на своем ложе сокамерник, и я пожалела, что сердце у меня ушло не как у нормальных людей в пятки, а осталось судорожно биться где-то в районе желудка.
Огромная туша перевернулась, и ее обладатель разлепил сначала один глаз, потом, с неохотой, – второй. Заплывшее то ли от ожирения, то ли от вредности лицо выражало крайнюю степень сосредоточенности. Если бы я не знала, что в тюрьмах ни пить, ни просто выпить не дают, то подумала бы, что у несчастного похмелье.
Недоумение длилось недолго – заключенный не растерялся и дернулся вперед в надежде ухватить меня за руки. Цель оказалась живой – и в последний момент отпрянула в сторону. Над левым виском громилы из свежей тонкой царапины, впопыхах и случайно нанесенной стилетом, выступили багровые капельки.
– А-р-р! – только и издало неведомое чудовище.
Отсалютовав уже бывшему сокамернику, я с легкостью перебралась через размягчившуюся от переизбытка магии стену в соседнюю камеру, а затем в соседнюю от соседней… Стены, как ни в чем не бывало, срастались обратно за моей спиной, едва я пересекала очередную комнату. Сейчас важно было действовать быстро – мой новый знакомый тюремщик в любой момент мог узнать о моем «внезапном» исчезновении.
Камере на десятой я выдохлась окончательно. Так и хотелось улечься прямо тут, на холодном каменном полу, подтянуть ноги к подбородку и вздремнуть на пару суток. Но я быстро отогнала от себя навязчивое желание – усталость была первым признаком энергетического истощения, а это означало, что, чем скорее я отсюда выберусь, тем лучше.
Мне бы сейчас на кладбище – там энергии бери не хочу. Только вот прежде я как-то не задумывалась, что она может мне понадобиться в промышленных количествах. Кто бы мог представить, что по надгробным плитам я буду скучать больше, чем по дому родному!
Согнувшись пополам от усталости, я подошла к первой двери, с обратной стороны которой задвижка не была заперта. Задержала дыхание. Толкнула. Она открылась.
Три тысячи чертей на румбу! Так везет только тогда, когда мне грозит срочная и безвременная кончина!
Выйдя в коридор, с невозмутимым лицом, прихрамывая, я побрела к выходу. Сразу стало как-то скучно – уж больно быстро выбралась. Неинтересно играть, да и не играю я, честное слово, в такие детские игры.
Неожиданно с верхних этажей раздался отчаянный вопль, да такой резкий, что уши заложило.
Так, а теперь уже интереснее!
Выскочив за неохраняемые ворота королевской тюрьмы, я припустила что было духу в сторону Мертвой лощины. С самого детства мечтала побывать на королевском кладбище, да все как-то случая не представлялось и вероятность быть схваченной и отправленной в обезьянник меня не прельщала – зато после королевской тюрьмы можно считать, что я уже прошла и огонь, и воду, и каменные стены, пропитанные антимагическим составом.
Уже сгущались сумерки, и я особо не волновалась, что за мной отправят погоню. Нет, отправить-то отправят, но в какую сторону пойти – не сразу догадаются. Вообще, какой идиот отправится искать некроманта на кладбище да еще и при полной луне? Вот именно – никакой.
Я поцеловала ручку спасительного кинжала и убрала его в голенище сапога – все же так было привычней – и по дороге к лощине все гадала, почему перед тем, как посадить за решетку, никто не проверил мои карманы? Ничего не хочу сказать: начни они меня обыскивать, я бы сейчас не гуляла на свежем воздухе. К чему такая беспечность? Неужели они надеялись, что какой-то там браслет с абракадаброй вместо рун сможет меня остановить? Я поднесла руку к лицу и снова попыталась рассмотреть украшение, но оно по-прежнему ничем себя не выдало, за исключением того, что не снималось.
Оказавшись на кладбище, я так обрадовалась, что даже стала напевать какую-то песенку, из которой помнила только кусок куплета, и, быстро его заканчивая, принималась петь сначала:
