Странно. Разглядывая ее, мне казалось, будто я смотрюсь в кривое зеркало и вижу свое искаженное отражение. Чувство точно душу наизнанку вывернули и показали, какая я на самом деле. Черная.
Недаром говорят, глаза – зеркало души. Мои глаза плоские, цвета смолотой в порошок корицы, а глаза ведьмы – холодно- голубые, живые, с искрой и с молнией. Она как будто сама…
…шторм.
И наши имена так необычно перекликались, звенели, как громовой раскат, отзвучавший посреди ясного безоблачного неба.
Девушка выжидательно сверлила меня глазами, пока я собиралась с мыслями.
– Что мне нужно сделать?
– Ты отправишься к драконьему принцу и попросишь у него разрешения воспользоваться Зеркалами Судьбы.
– А если он не позволит? – засомневалась я. – С чего ему доверять малознакомой некромантке?
– Поручись моим именем. Скажи, ты от Шторм с Обезьяньего острова. Как только попадешь в зеркальный коридор, отправляйся на двадцать пять лет назад, в день летнего солнцеворота. Зеркала сами выведут тебя в нужное место.
– Но что там такое произошло?
– Мне нужно знать, успел ли тогда Клинок Добрая Воля прочитать, а главное, переписать отрывок из древних знаний. То письмо, отправленное ему Лараной через капитана Грома, было перехвачено, но, скорее всего, пособниками же Доброй Воли для отвода глаз. Куда делся отрывок на самом деле – вот что нам необходимо узнать. От этого зависит судьба островов, Шрам, а значит, и твоя судьба в частности.
– И что делать, если он успел прочесть отрывок?
Шторм задумчиво накручивала на длинный тонкий палец вьющийся, как лиана, локон черных волос.
– Тогда мы будем готовы к тому, что, делая вид, будто ищет тот самый отрывок, верховный король на самом деле будет работать совершенно в другом направлении.
– В каком?
– Он будет искать черный амулет, – женщина злорадно хмыкнула. – Но очень сомневаюсь, что ему удастся найти его без помощи Хранителя, которого, в свою очередь, найти еще трудней.
– Кто такой Хранитель? – Пока Шторм была настроена отвечать на мои вопросы, я готова была засыпать ее оными по самые уши. Вряд ли мне когда-нибудь еще представиться такая возможность.
– Я не могу поделиться с тобой этой информацией, – произнесла ведьма с сожалением, – потому что иначе за тобой начнется охота. Думаю, ты понимаешь, сколько стоят головы тех, кто обладает хоть какими-то сведениями насчет ритуала. Скажу одно: когда придет время, он сам даст о себе знать, если, конечно, доживет до того дня. Но на сегодня хватит, Шрам. Думаю, тебе пора возвращаться, ибо Шеллак тебя уже заждался. – Шторм снова ехидно хмыкнула – видимо, вкладываемый в слова двойной смысл был понятен лишь ей. – Пообещай мне одно. Ты не отречешься от своего предназначения. Просто обещай.
– Я никому не даю обещаний… – промямлила я, но слова так и не достигли собеседницы. «А тем более тем, кого вижу впервые», – закончило за меня мое сознание.
Ноги снова начали отекать, а по телу расползался дурманящий туман. Теперь я понимала, почему эту сторону называли затуманной. Пытаешься сосредоточиться, но перед глазами моментально расплывается. В последний раз я встретилась взглядом с черноволосой ведьмой, и та, по-моему, даже подмигнула, хотя, скорее всего, это были лишь капризы отвыкшего от реальности воображения.
На островах таких называют юродками – это девушки-бесприданницы, ушедшие гулять по миру и пытающиеся этот самый мир убедить, будто пришли они в него со своим высшим предназначением. Многие врут, дескать, виделись, и не раз с самим Посейдоном и женой его Мариной – владычицей морского дна. Но, самое главное, твердят, будто и на
Так что сомневаюсь, что кто-нибудь – даже Шел – поверит про мое путешествие на выжженную землю. Может, сделает вид, дескать «да-да, Шрам», покивает, но все равно останется при своем.
Открыв глаза, я обнаружила, что лежу в самом сердце наипросторнейшего кладбища, которое я когда-либо видела. Огромные каменные изваяния драконов возвышались над землей гранитными скалами, а застывшее пляшущее пламя выглядело так натурально, что даже мороз пробежал по коже. И всюду были драконы: на надгробных плитах, на входах в фамильные склепы. Извилистые юркие дракончики обвивали спинки кладбищенских скамеек, перетекая в морскую пену и во взмывающих к небу
