размахивал мечом и щитом с уверенностью и решимостью бывалого воина — он им быстро становился. Торгрим потерял его из виду в толчее, но не боялся за него: он знал, что сын жив, а самое страшное сражение закончилось.
Они спешили. Торгрим почувствовал, что стал уставать, ноги подкашивались, едва затянувшиеся на груди раны саднили, из пореза, оставленного топором Лоркана, продолжала сочиться кровь, текла по руке и капала с кончиков пальцев. Он тяжело дышал.
Отступающие ирландцы бросились вверх по настилу, туда, где по обе стороны от него стояли низкие, плохо оштукатуренные дома городка Вик-Ло, с вытоптанными грязными дворами, окруженными плетнями, которые ирландцы разломали во время панического бегства. За ними с криками неслись обезумевшие норманны.
Толпа уже давно обогнала Торгрима, когда он краем глаза заметил конец деревянного тротуара и высокие деревянные ворота в стене. С одной стороны от них стоял дом Гримарра, с другой — дом Фасти сына Магни. Ирландцы покинули эти жилища. Их изнутри прижали к стене, окружающей Вик-Ло. Кто-то повернул и сейчас сражался до последнего, кто-то лез через стену. Норманны ударами своих длинных копий сгоняли ирландцев в одно место. В воздухе пахло кровью. Слышались только вопли и крики, и больше Торгрим не мог этого выносить.
Ворота в земляном валу Вик-Ло, которые распахнули ирландцы, все еще были открыты, и люди Лоркана стали к ним протискиваться мимо викингов, борясь за свою жизнь. Взлетали и падали вниз мечи и топоры викингов, но уже не с тем энтузиазмом, не с той беспечностью и неистовством. Они устали. Утолили свою жажду крови. Одержали победу.
Ворота так и оставались открытыми, когда последний ирландец пробился через толпу, прочь из форта, и побежал в холмы. Кто-то из викингов бросился в погоню, но всех хватило только на десяток метров. Их боевое безумие угасало, а земля за стенами Вик-Ло была незнакомой и пугающей. Они много лет провели в уединении этого форта, в окружении народа, который желал, чтобы они исчезли или умерли, в окружении неизвестных потусторонних созданий, населяющих эту незнакомую землю, поэтому никто из них не хотел выходить слишком далеко за ворота.
Торгрим остановился, вонзил кончик Железного Зуба в землю. Он уже отбросил раздробленный и бесполезный щит, и раненая рука, державшая его ранее, повисла плетью. Он видел, что вся рука покрыта липкой кровью, но чувствовал, что кровотечение прекратилось, поэтому решил, что ничего страшного не случилось.
— Торгрим!
Он оглянулся: к нему приближался Берси. Его лицо и руки тоже были в крови, куда-то подевался шлем, в кольчуге зияла огромна прореха. Он прихрамывал. У него был вид человека, который недавно принял бой.
Берси протянул руку, Торгрим пожал ее, потом положил руку Берси на плечо.
— Молодец, Берси! Отлично все рассчитал.
Берси покачал головой.
— Нет, Ночной Волк. Ничего я не рассчитывал, — признался он, и Торгрим услышал в его голосе злость и сожаление. — Я не мог заставить своих воинов идти в бой. Сначала. Многие хотели, чтобы Лоркан перебил как можно больше твоих людей, всех вас, норвежцев, а потом вступили бы мы. Это… Это очень плохо.
— Ты убедил их. Повел их бой.
Берси пожал плечами.
— Был там один, который громче всех кричал, чтобы мы держались подальше от сражения. Его я убил. Пронзил собственным мечом. А потом просто бросился в бой. Понятия не имел, последовали ли за мной остальные. Но они все-таки последовали за мной.
— Вот и отлично, — похвалил его Торгрим. Он подолом туники вытер кровь со своего меча. — Так и поступает вождь. Он ведет за собой.
— Я знал, что могу повести в бой, — ответил Берси. — Просто не был уверен, что остальные за мной пойдут.
Собеседники окинули взглядом ужасное зрелище перед ними. У стены лежали кучи мертвых тел, а живые собирали с них оружие, кольчуги, нарукавники, броши, все ценности. Некоторые раненые могли обработать себе раны самостоятельно, за другими ухаживали товарищи по оружию. Кто-то кричал, метался в агонии или лежал тихо, пока из него по капле уходила жизнь.
— Все кончено, — сказал Берси. — Бой окончен.
От этих слов Торгрим отпрянул. Можно только представить, как смеялся бы на его месте Орнольф. Старик напомнил бы Берси, что боги никогда не устают подшучивать над людьми.
И тут он услышал звон стали.
Тот доносился от реки, оттуда, где начинался деревянный настил, по которому они пришли. Это был звук сражения — бились
