— Ты верно сказала тогда: где я был все это время? Я… я как постыдный трус и себялюбец… — мужчина затряс головой, не в силах больше вымолвить и слова.
Лицо его покраснело, морщины на лбу прорезались явственнее.
Девушка шагнула к отцу и тронула его за рукав мундира.
— Оставь, пап. Я все понимаю. И давно простила, — произнесла она, стараясь заглянуть ему в глаза.
— Но я себя — нет.
Опустив волевой подбородок к груди, он угрюмым седым утесом стоял перед нею. И тишина мирила отца с дочерью лучше любых слов…
В лампе зашипел огонек, готовый погаснуть, и привлек к себе внимание. Отец поднял колбу, а дочь поправила фитиль.
— Если твои догадки верны… — Тиса увидела глубокую складку меж седых бровей. — То дело еще хуже, чем я себе представлял. Значит, вэйн — отступник…
— Да. — Она чувствовала единение с родителем как икогда прежде.
— Пещера. Это могли быть Теплые. Возможно, совсем рядом, — капитан задумчиво ущипнул подбородок. — Изнань. Ты его видела?
— Нет, и даже не знаю почему. Может быть, он невидимый. Такие бывают?
— Не знаю, — отец покачал головой. — Дочь, если видения еще… — он запнулся.
— Посетят меня?
— Да. Буди меня сразу же. Немедленно. — Девушка кивнула. — Всю жизнь я точно знал, с каким врагом имею дело. Но это что-то новое.
Лазар взглянул на дочь тяжелым взглядом.
— Задвинь засов, Тиса. — Видя на лице девушки немой вопрос, добавил: — Так надо.
Она выполнила просьбу.
Капитан скинул с плеч мундир и бросил его на спинку кресла. Затем принялся расстегивать пуговицы сорочки.
— Слава провидению, ты столько времени проводила в чертовом лесу и не наткнулась на отступника. Я надеюсь, эта штука на самом деле сильный оберег.
Он распахнул рубашку, открывая взору дочери белую грудь с бледно-голубой наколкой. Она не отличалась замысловатостью: полуразвернутая спираль, будто кто-то сделал набросок раковины улитки. Сколько Тиса себя помнила, рисунок всегда украшал грудь отца.
— Я хочу отдать его тебе.
Девушка сморгнула.
— Что именно?
— Это.
Тиса наблюдала, как капитан поднес палец к груди, будто указывая на себя, и приказал:
— Развяжись.
Он повторил это слово три раза. Ничего не происходило. А дочь уже забеспокоилась о здравости рассудка батюшки.
— Погоди, — отец, хмурясь, выставил ладонь. — В чем дело? — пробурчал он себе под нос. — У Елены это сразу получалось. Может быть… — Он снова указал на себя и произнес: — Развяжись именем святой Вэи!
В тот же миг, к удивлению Тисы, голубая линия наколки дрогнула, зашевелилась подобно живому существу. Внешний кончик спирали оторвался от тела и нитью потянулся к пальцу капитана, затем змейкой ловко обернулся вокруг фаланги. С каждым новым витком нити с груди мужчины стал пропадать рисунок, и вскоре он бесследно исчез с кожи, а палец отца стал похож на катушку.
— Удивительно, — прошептала Тиса.
— Подойди ко мне, — скомандовал родитель.
— Нет, — решительно замотала головой девушка, вдруг сообразив, что он хочет сделать. — Это твой оберег! Мама отдала его тебе. Тебе нужнее. Я не возьму!
— Молчи, — прогремел отец. — Я и так всю жизнь делал все, чтобы потерять тебя. У меня это почти получилось. Когда тебя принесли с чертового озера, я понял, что чуть не лишился того единственного, что она мне доверила после смерти.
Рука с мотком нити на пальце дрогнула.
— Я поздно это понял, дочка. И в этом моя вина. Но сейчас я могу хоть что-то сделать для тебя. Позволь мне эту блажь. Прими
