укреплен, и даже через полсотни лет куда более многочисленным войскам Алексея Михайловича взять его не удалось, когда Псков восстал. Откуда знаю? Книжку в детстве читал об этих событиях. Да и зачем брать -- чтобы шведов оттуда потом колом было не выгнать?
Так уж сложилось, что в Европе военное время -- это лето. Зимой же вояки расползаются на зимние квартиры, зализывают раны, пропивают награбленное -- короче, отдыхают от ратных трудов. Иное дело Россия, народ в ней неприхотливый, может спать в снегу, греться у костра, питаться тем, что подстрелит в лесу. Зимнее время самое подходящее для набега, пока враг заперся в городе, можно перешерстить окрестности на предмет материальных ценностей у населения. Пожечь посады, угнать пленных, да мало ли чего. Тактика эта, прямо скажем, татарская, но и поляки, и особенно литвины, тоже так умеют. А вот города брать зимой трудно, для этого нужна артиллерия, а попробуй дотащи ее по сугробам. Осадные работы опять же как вести, коли земля промерзла? Вот опять горючими слезами оплакал неразумный герцог Мекленбургский, что отпустил русскую хоругвь. Но что же делать, слезами делу не помочь, и полк (не весь) бодро шлепает в сторону небольшого городка Порхова, что в восьми десятках верст от Пскова. Солдаты, впрочем, недурно одеты, на санях везут припасы. Овчинные полушубки и костры не дадут замерзнуть, в котлах варится сытная похлебка, а от обязательной чарки кровь быстрее бежит по жилам.
Порхов -- городок невелик, но главное не город, а хорошо укрепленная, хоть и небольшая, крепость. Каменный замок в форме неправильного пятиугольника с одним скругленным углом на берегу реки Шелони. Гарнизон хоть и мал, а опытен, так что с наскоку не взять. Впрочем, я пока не собираюсь его брать. Мои солдаты, став под городом, развернули лагерь, обыватели, похватав самое ценное, спрятались в замке, со стен которого на нас настороженно смотрели бородатые ратники. Едва мы показались, в сторону Пскова ускакал гонец предупредить. Мне, собственно, того и надо.
Едва услышав, что шведы осадили Порхов, самозванец велел седлать коней, чтобы бежать в сторону Гдова. Надежды на псковитян, которых он нещадно притеснял и грабил, у него не было никакой, поэтому при малейшей опасности он постоянно менял место. Запахнет жареным во Пскове -- отойдет к Ивангороду, осадят Ивангород -- побежит во Псков, прихватив награбленное. Вот и сейчас, не дожидаясь развития событий, Лжедмитрий III рванул из города в сопровождении своих казаков. Основой отряда самозванца были "воровские" донские казаки. Впрочем, где они сейчас не воровские? Все они -- и донцы, и запорожцы, и волжцы, и терцы -- ринулись в изнемогающую от распри страну в чаянии зипунов. Жгли, грабили, убивали, насиловали, уводили в полон. Не гнушались разорять православные монастыри и грабить церкви. Как там сказал, точнее скажет, поэт? "Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые". Ну-ну!
Впереди и сзади своего "войска" "Псковский Вор" пустил по сотне казаков налегке. В середине же в сопровождении самых верных людей шел он сам и вел тяжело навьюченных коней с награбленным во Пскове. Вот и сам самозванец в богатой шубе, не иначе снятой с какого-то важного боярина. Голова покрыта собольей шапкой, украшенной каким-то немыслимым пучком перьев и жемчужных нитей. Красавец, что тут скажешь! Впрочем, красоваться тебе недолго осталось, не знаю как кара господня, а я до тебя почти дотянулся.
Взмах руки -- и по казакам хлещет залп с двух сторон дороги. Падают люди, взвиваются на дыбы лошади. Ржание коней перемежается криками умирающих и руганью живых. Барабанная дробь -- и мои драгуны начинают сжимать кольцо. Казаки, положив коней, пытаются отстреливаться из ружей и луков. Паники в их рядах не наблюдается, они ждут подмоги. Ну, ждите, ждите! Стрельба моих драгун становится все чаще, недостатка в порохе у нас нет. Но вот, наконец, возвращается воровской авангард. Казачки со свистом и улюлюканьем атакуют заслон из моих драгун, а те, не выдержав их атаки, отходят в лес. Вот встрепенулся и самозванец, размахивая саблей, пытается организовать контратаку. Вот воодушевившиеся воры, вскочив на коней или оставаясь пешими, начинают теснить нас. Наступает кульминация боя, и в этот момент на казаков обрушивается эскадрон моих кирасир. Я нарочно пропустил вражеский авангард, чтобы он, пройдя вперед и вернувшись на помощь своим, утоптал дорогу в снегу. И теперь моих мекленбуржцев не остановить. Закованные в броню, на хороших конях они разрезают отряд самозванца как нож масло. Первые шеренги, едва доскакав до воров, делают залп из пистолетов и тут же с палашами наголо атакуют в конном строю, топча конями пеших. Конные казаки, очевидно знакомые с тактикой польских гусар или турецкой тяжелой кавалерии, пытаются раздаться в стороны, но их тут же берут в клещи мои драгуны. Сотня казаков, шедшая в арьергарде, увидев, кто их атакует, сходу разворачивает коней и уносит ноги. Я иду вперед со своими драгунами -- тех, кто сдается, вяжем, тех, кто пытается кидаться на нас с саблями, стреляем. Бой окончен, ибо то, что сейчас происходит, уже не бой, а резня. У самозванца, по моим подсчетам, было около шести сотен людей, примерно трети удалось уйти, больше сотни погибло, остальные сдались. У меня было три сотни драгун и столько же кирасир. Что же, недурно!
Пока мои орлы сгоняли в кучу пленных и сортировали трофеи, ко мне притащили связанного Лжедмитрия.
-- Кто таков?
