расследование, а то я же растолстею!
Когда я в обнимку с пакетом ввалилась в райотдел, усталый Потапыч как раз поставил чайник.
– Доброе утро, – проворчал он. – Что так рано? Еще ж почти никого нету.
– Да я к тебе, – отмахнулась я, открывая свой пакет. О, ватрушки! То, что надо. – Чаем угостишь?
– Само собой. – При виде свежей выпечки оборотень подобрел. Даже глазки заблестели!
Душистый сбор на травах он заваривал в почтительном молчании.
Заговорил Потапыч, только выпив первую чашку.
– Ну так с чем пожаловала? – сварливо спросил он, прихлебывая обжигающий духмяный чай, и плюхнул себе в блюдце порцию малинового варенья.
– Да Мердок, чтоб его… – вздохнула я, осторожно, чтобы не обжечься, отпивая из чашки. – Задание дал.
– Ясно, – сочувственно покивал Потапыч, намазывая булку вареньем. – И чего хотел?
– Да выяснить. – Я отщипнула кусочек ватрушки и отправила в рот. И когда Дис только успела испечь? – Пару дней назад заходила сюда дама, жалобу на меня приносила. Полная такая. Помнишь?
– Еще бы! – с чувством заверил дежурный и глаза закатил. – Знойная женщина!
Хм, и что они все в ней находят?
– А к кому она ходила, помнишь? – как бы небрежно спросила я.
– Да ни к кому, – развел руками дежурный. – Бумажки оставила, и все.
Я нахмурилась. И как это понимать? Если мадам Цацуева собиралась посмотреть на того полицейского, то почему ушла ни с чем?
– А долго она тут пробыла? – спросила я. – И, кстати, никто из начальства в тот момент тут не пробегал?
Потапыч посмотрел на меня исподлобья:
– Что-то не нравятся мне эти вопросы.
Я развела руками:
– Ну извини. Что Мердок приказал, то я и спрашиваю. Мы люди подневольные.
– Ладно, – чуть смягчился дежурный. – Да недолго она тут была. Когда пришла, я как раз не занят был и жалобу сразу принял. Правда, пока регистрировал, кто-то позвонил… Так что минут пять она тут гуляла.
Он махнул рукой на холл перед стойкой – небольшую комнатку с десятком стульев и колченогим столом, украшенную доской объявлений и портретами «Их разыскивает полиция!».
– Понятно. А дальше?
– А дальше я все записал, и она ушла, – пожал широченными плечами оборотень и поправил ремень на брюхе.
– Ясно, – вздохнула я. – Ладно, спасибо.
– Да не за что. – Оборотень собрал посуду и утопал мыть.
А я всерьез задумалась. Выходит, сестра Цацуевой что-то неправильно поняла? Или наврала? Ладно, пусть с ней Мердок разбирается!
Я уже поднялась, когда в райотдел ввалился кругленький жизнерадостный гном.
– Здравствуйте! – гаркнул он тем самым командирским тоном, который бывает только у военных и прорабов.
Посетитель явно относился к последним, на что намекала потертая роба и оранжевая каска.
– Доброго дня, – прогудел Потапыч, выглядывая из подсобки с чайником в руке. – Что вы хотели?
– Меня зовут Барин Очумелые Ручки, – отрекомендовался гном важно. – Хочу видеть следователя МакНага.
– Зачем? – подозрительно осведомился дежурный. – Он вас ждет?
После чего пристроил недомытую посуду на тумбочке и плюхнулся на рабочее место.
– Нет, – замотал заплетенной в косицы бородой Барин. – Но мне нужно его видеть. По делу!
– По какому? – еще подозрительнее уточнил оборотень, сжимая в лапище блюдце.
Обычные средства связи такого обращения не выдерживали, поэтому для Потапыча выписали небьющееся, армейское, по спецзаказу.
– А я этот… – Гном почесал бороду. – А, вспомнил! Потерпевший. Технику у меня покрали из гаража.
– Сейчас спрошу, – пообещал дежурный. – Подождите.
Он набрал номер МакНага, перебросился с ним несколькими фразами и придвинул к себе журнал записи посетителей.
– Куда идти, знаете? – спросил он, вписывая фамилию гнома.
