Он уже
И все равно, оно того стоило.
А разве сейчас он не в такой же ситуации?
Сердце заныло, когда Кэп подумал о еще одном долгом сне. Но он доверял Ниа, доверял даже Кейду, и ему стало легче. Он опять постучал в стекло и выдал им свою самую искреннюю улыбку.
5
Но, если все умрут, о чем останется заботиться? О небе? О планете? О звездах? Нет
Методически кремировав трупы и избавившись от пепла, Арним Зола вернулся на верхний уровень замка. Свет в главном зале был выключен, и контрольный пульт мягко освещали огонь в камине и свечение мониторов. Шмидт стоял за столом, озаренный с одной стороны красно-желтыми, а с другой – электрически голубыми сполохами. Перед ним стоял открытый деревянный ящик с пятью антикварными немецкими фляжками из хрусталя, упакованными в солому. Рука Иоганна сжимала шестую фляжку, наполовину наполненную пильзенским пивом, и он поднял ее, приветствуя андроида.
– Люблю сочетание старого и нового. Это напоминает мне… самого себя. – Череп отпил глоток и испустил хриплый вздох. – Доктор, я хочу вам что-то показать.
С несвойственным ему озадаченным выражением Шмидт поднял другую руку и продемонстрировал стиснутый кулак. Поворачивая его перед глазами, он изучал свою конечность, как если бы это была диковина, приобретенная им в том же антикварном магазине, что и фляжки.
– Моя собственная рука, а я не могу ею двигать. Новый симптом?
Зола потряс цифровой головой.
– Вируса? Нет. Слишком рано.
– Тогда что?
– Насколько я понимаю вашу психику, подозреваю, что вы испытываете крайнюю ярость на свою судьбу и соматизируете это чувство.
Шмидт кивнул, рассматривая идею.
– Ярость. Гм.
В камине сдвинулось и треснуло полено. Секунду стояла тишина. Потом, с исказившимся багровым лицом, Череп обрушил стиснутый кулак на стол. С громким треском на столешнице красного дерева зазмеилась темная линия. Фляжки в соломе звякнули.
Когда Шмидт поднял руку, то обнаружил, что снова может сгибать пальцы. Небольшое искривление по краям рядов голых зубов служило у него выражением удовольствия. Для других это была квинтэссенция кошмара.
– Ах. Подозреваю, что ты был прав.
– Могу дать вам антидепрессант.
Череп непритворно удивился.
– Зачем?
– Комфорт? Ясность мысли? – предположил Зола. – В этом нет ничего постыдного. В таких обстоятельствах беспокойство вполне понятно.
– Беспокойство? Значит, ты имел в виду страх, а не ярость?
– Да, если хотите. Эти термины пересекаются. Чувствуя угрозу, тело реагирует как «бей или беги».
Мгновение Шмидт, казалось, раздумывал над этим. В следующий момент он схватил одну из пустых фляжек и швырнул ее в каминную решетку. Хрусталь разбился, на секунду наполнив воздух крошечными желтыми, красными и голубыми искорками. Изучив осколки, Череп повернулся к компаньону:
– Ты разочаровываешь меня. Гнев – это не страх. Это все равно, что сравнивать горящую звезду с грязью. Страх – это слабость. Гнев – это воля, напрягающаяся при подготовке к действию. – Его глаза сузились. – Знаешь ли ты, каких восторгов я был бы лишен без моего гнева? Например, никогда не испытывал радость, душа женщину, которую любил, за то, что она осмелилась отвергнуть тебя… Нет, Зола, ярости не требуется успокоительное. Она требует уважения.
– Я понимаю вас… – Андроид слегка поворачивался, пока следующая фляжка покрывала небольшое расстояние от Черепа до камина, – …как и предмет вашего восхищения. Я не имел в виду приравнивать ваш праведный гнев к слабости. В то же время, это в