природе человека, страшиться смерти, не так ли?
Шмидт презрительно ухмыльнулся:
– С каких это пор ты и я волнуемся о природе? – Он протянул фляжку, из которой все еще пил, сначала в сторону огня, потом к мониторам. – Вот твоя природа. Огонь обуздывается булыжниками, электрический ток послушен сопротивлению кремниевого чипа. Зачем склоняться перед тем, что существует, чтобы быть прирученным? – Он взял четвертую фляжку и швырнул ее. – А гнев? Без его способности фокусировать волю жизнь становится такой же бессмысленной, как эти осколки хрусталя на полу.
– Могу я спросить, чего сейчас требует от вас ваш гнев?
Глаза Иоганна расширились.
– Выжить, конечно. Он требует выживания.
Зола посмотрел на Черепа, потом на разбросанные осколки, потом опять на Черепа.
– Возможно, я неправильно выразился, когда сказал, что ваша рука сжалась в кулак не из-за вируса. Болезнь может… влиять на ваше настроение.
– Тогда у этого вируса есть свои достоинства. – Красный Череп опустошил единственную оставшуюся фляжку. – Я прожил так долго не для того, чтобы просто умереть, да еще и от рук природы.
– Я уже обещал сделать все, что смогу, но у всех нас есть пределы.
– Как ни велики твои возможности, Зола, твои пределы и мои – это разные вещи.
Череп бросил последнюю фляжку, та разбилась, как и остальные. Но, в отличие от них, от нее остались не только осколки. Среди них сверкало ярко-желтым что-то вроде маленького камертона.
– То, что мы ищем, всегда оказывается там, куда мы заглядываем в последнюю очередь,
– У вас есть какой-то определенный план?
– Конечно. У меня всегда есть план. С того самого дня, как я сбежал из приюта, до моего возвышения в нацистской Германии, до этой самой секунды, я всегда строил планы. – Иоганн наклонился поднять изделие, и когда он протянул его Зола, жуткая улыбка вернулась. – Другое хобби мне не подходит.
Андроид подошел рассмотреть вещь поближе. Череп поднес ее для него ближе к свету камина и поворачивал в разные стороны, демонстрируя три выступа в форме круга, квадрата и треугольника. В цилиндрической ножке была видна какая-то электроника – очень примитивная, как будто ее мастерили вручную: тонкие жилки шли к выступам.
– Весьма замысловато, правда? Переплетение прагматизма и красоты, сделано за многие годы до того, как Вернер Якоби приписал себе честь изобретения интегральной схемы. – Он посмотрел на андроида вопросительно. – Ты узнаешь это, Арним? Скажи честно, я не рассержусь.
– Судя по виду, это часть программы секретного оружия Рейха. Я был очень тесно знаком со всеми этими проектами, и мои воспоминания о них фотографически точны, благодаря моей форме. Поэтому я должен знать, что это, но… – Его аватар принял хмурый вид, что было для него редкостью – …я никогда этого не видел.
Ответ рассеял подозрения Черепа.
– Это называется Сониключ, и ты и не должен был узнать его. И я тоже. Если бы мы не раскрывали наши секреты предателям и кретинам Команды Победителей, любое из наших открытий могло бы изменить весь ход войны. В этом проекте фюрер не доверял никому. Даже разработчики и строители были уничтожены после завершения проекта.
– В таком случае, я, вероятно, должен быть счастлив, что не узнаю его.
– Он даже велел хирургически вживить этот ключ в свое тело, – сказал Шмидт с усмешкой, – и доставать его было… интересно.
Зола развернул сканеры к устройству.
– Он похож на упрощенную версию сони-кристалла, устройства, которое использовали, чтобы разбудить
Череп рассматривал устройство с завистливым восхищением.
– Близко, но не совсем так. Спящие были воплощением политики выжженной земли Гитлера. Они были созданы, чтобы уничтожить мир в случае, если ему не удастся его завоевать. Один гуманоид, один с крыльями, еще один – гигантская бомба, они должны были соединиться вместе, прокопать себе путь к ядру Земли и взорваться. Четвертый был действующим вулканом, чтобы ускорить геологическое разрушение планеты. А пятый, несокрушимый танк, должен был разгромить всех, кто вставал на пути
