Та, с набитым ртом, пожала плечами. Проглотив, ответила:
– Ты замечаешь, что президент Марса – не такая уж влиятельная должность?
– Да, черт возьми. Такое трудно не заметить.
– Это и всего исполнительного совета касается. Более-менее реальная власть при этой системе есть разве что у природоохранного суда. Иришку поставили там во главе в рамках Широкого жеста, и она многое сделала, чтобы узаконить цели умеренных Красных и взять под контроль средние высоты. Это позволяет развиваться ниже шеститысячного лимита, но выше все строго. И все это подкреплено конституцией, так что они правы: парламент бессилен и пока еще не отменил ни одного судебного решения. Поэтому для Иришки и всей ее юридической группы первая сессия прошла с большим успехом.
– Значит, Джеки ревнует, – сказала Надя.
Шарлотта снова пожала плечами.
– Может быть.
– Еще как может, – сухо проговорила Надя.
– Значит, как-то тут должен действовать совет. Джеки может думать, что заручится поддержкой еще трех членов и совет будет в ее руках. Каир – это место, где она надеется, что Зейк проголосует вместе с ней из-за арабской части города. Но нужно еще два. А Михаил и Ариадна – как раз большие сторонники локализма.
– Но совет не может отменить решения суда, – сказала Надя, – это только парламент в силах, да? Он может принять новые законы.
– Верно, но, если Каир продолжит препираться с судом, совет может приказать полиции прибыть сюда и применить силу. Вот чем должна заниматься исполнительная власть. Если совет этого не сделает, то власть суда будет подорвана, и Джеки, по сути, получит фактический контроль над советом. Убьет двух зайцев одним выстрелом.
Надя отбросила от себя кусок рыхлого хлеба.
– Да чтоб мне провалиться, если это случится! – воскликнула она.
Они посидели молча.
– Ненавижу все это, – произнесла, наконец, Надя.
– Через несколько лет у нас появится наработанная практика, – сказала Шарлотта, – инструкции, законы, поправки к конституции и все в этом роде. То, на что конституция никогда не ссылалась, что претворит ее в жизнь. Как, например, должная роль политических партий. Сейчас мы как раз находимся в процессе создания всего этого.
– Может, и так, но я все равно это ненавижу.
– Подумай об этом как о метаархитектуре. Как о строительстве культуры, которая позволит существовать архитектуре. Тогда это не будет для тебя таким тягостным.
Надя фыркнула.
– Этот случай должен быть простым, – продолжила Шарлотта. – Решение вынесено, им остается только ему подчиниться.
– А если они откажутся?
– Значит, придется вводить полицию.
– Другими словами, начать гражданскую войну!
– Они не станут заходить так далеко. Они подписались под конституцией, как и все остальные, а если все ее поддерживают, то они становятся изгоями, как Красные экотажники. Не думаю, что они на это пойдут. Они просто проверяют предел прочности.
Шарлотту, казалось, это не раздражало. Такова уж людская природа, словно бы говорила она. Она никого не винила, не была расстроена. Очень спокойная женщина – расслабленная, уверенная, знающая. Координируемый ею исполнительный совет уже был хорошо организован, а может, и вовсе слажен. Если такие умения давал матриархат вроде того, что в Дорсе Бревиа, думала Надя, это еще один плюс для него. Она не могла не сравнивать Шарлотту с Майей, у которой случались перепады настроения, которая впадала в тревожные состояния и вечно все драматизировала. Вероятно, это были индивидуальные качества, не зависящие от культуры. Но было бы интересно отдать больше таких должностей женщинам из Дорсы Бревиа.
Следующим утром на заседании Надя встала и заявила:
– Приказ, воспрещающий выброс воды в Маринер, уже издан. Если вы его не прекратите, будут задействованы силы новой полиции мирового сообщества. Не думаю, что кто-либо этого желает.
– Не думаю, что вы можете говорить от имени всего исполнительного совета, – сказала Джеки.
– Могу, – отрывисто бросила Надя.
– Нет, не можете, – снова возразила Джеки. – Вы лишь одна из семи. И вообще, совет еще должен решать.
