воздух, цикл перигелия-афелия или, другими словами, эксцентриситет, прецессирующий сезонные изменения наклонения орбиты, – пожалуй, все это производило эффекты, которые можно было предвидеть, но все вместе они делали марсианскую погоду крайне недоступной для понимания, и чем больше Сакс за этим наблюдал, тем меньше понимал. Но это было потрясающе, и он мог следить за повторяющимися циклами хоть весь день напролет.
Или просто сидеть в Симшал-Поинте, наблюдая за облаками, плывущими по лиловому небу. Фьорд Касэй, что находился на северо-западе, служил ветровым туннелем для сильнейших нисходящих порывов на планете, несущихся в залив Хриса со скоростью, временами достигающей пятисот километров в час. Когда эти ревуны достигали фьорда, Сакс видел, как северный горизонт застилали коричневые облака. А спустя десять-двенадцать часов с той стороны накатывали большие волны, которые бились о береговые скалы, пятидесятиметровые стены воды вставали и врезались в берег, отчего по всему полуострову воздух превращался в плотную белую мглу. Находиться на море в такое время опасно – однажды он убедился в этом, когда плавал на небольшом катамаране, которым учился управлять в прибрежных водах южной части залива.
Гораздо приятнее наблюдать за бурей с береговых скал. Ревуны сегодня не появились – лишь ровный несокрушимый ветер с отдаленными порывами к северу от острова Коперника и горячее солнце, обжигающее кожу. Глобальная средняя температура менялась из года в год, скакала то вверх, то вниз, но чаще всего вверх. Если построить график, разложив годы по горизонтальной оси, получится восходящий горный хребет. «Год без лета» выглядел на нем, как небольшой провал; на самом деле этот период длился три года, но никто не стал бы менять такое название ради какой-то формальности. «Три необычайно холодных года»? Ну уж нет. Люди хотели не этого, им, очевидно, требовалось как-нибудь сжать правду, чтобы получился четкий след в памяти. Символическое мышление – людям требовалось «бросание вместе». Сакс знал это потому, что провел немало времени в Сабиси с Мишелем и Майей. Люди любили драматизм. Майя, пожалуй, больше многих, но тем ярче был пример. Демонстрация предела нормы. Его, однако, тревожило ее влияние на Мишеля. Тот, похоже, не получал никакого удовольствия от своей жизни. Ностальгия, от греческого «nostos» – «возвращение на родину» и «algos» – «боль». Боль возвращения на родину. Очень удачное описание; какой бы расплывчатой ни представлялась им жизнь, слова иногда могли быть весьма точными. Это казалось парадоксом, если не знаешь, как работает мозг, а когда узнаёшь – то удивляться приходится все меньше. Модель взаимодействия мозга с физической реальностью, слегка расплывчатая по краям. Даже наука была вынуждена это признать. Но это не означало, что нужно отказаться от попыток объяснять различные явления жизни!
– Выезжай со мной на полевые исследования, – уговаривал он Мишеля.
– Скоро съездим.
– Сосредоточься на настоящем, – посоветовал Сакс. – Каждое мгновение – это отдельная реальность. И каждое обладает своей определенной конкретностью. Ты не можешь его предсказать, но можешь объяснить. Или хотя бы попытаться. Если ты внимателен и если тебе везет, то можешь сказать: вот почему это происходит! И это очень интересно!
– Сакс, когда это ты успел стать поэтом?
Сакс не знал, что на это ответить. Мишеля все еще глодала сильнейшая ностальгия.
– Найди время выбраться в поле, – сказал он наконец.
Мягкими зимами, когда дули слабые ветры, Сакс плавал вокруг южной оконечности залива Хриса. Золотого залива. Остальную часть года он жил на полуострове, покидая кратер Да Винчи пешком или выезжая на небольшом марсоходе с ночевкой. Занимался он в основном метеорологией, хотя, конечно, уделял внимание и всему прочему. Оказываясь на воде, он садился и ощущал ветер в парусах, обходя тем временем один изгиб побережья за другим. По суше же он выезжал утром и смотрел в окно, пока не замечал подходящего места, и тогда останавливал марсоход и выходил наружу.
Штаны, рубашка, ветровка, туристические ботинки, старая шляпа – больше ему ничего не было нужно в этот день М-65 года. Эта данность никогда не переставала его удивлять. Температура обычно была 280 с небольшим – бодрящая, но ему это нравилось. Глобальная же средняя колебалась в районе 275 градусов. Такой показатель он считал хорошим – это было выше температуры замерзания воды, благодаря чему к вечномерзлому грунту поступал тепловой импульс. Сам по себе этот импульс растопит грунт через десять тысяч лет. Но ему, конечно, не придется делать это в одиночку.
Он бродил по тундровому мху, среди критмума и прочих трав. Жизнь на Марсе. Странное дело. На самом деле она присутствовала везде. Хоть и непонятно было, откуда она появлялась. Об этом Сакс часто размышлял в последнее время. Почему в различных частях космоса возрастал порядок, когда там, по идее, не должно было возникать ничего, кроме энтропии? Это серьезно его озадачивало. Однажды вечером, когда они пили пиво в Одессе, его любопытство распалил Спенсер, с ходу давший объяснение: это расширяющаяся вселенная, сказал Спенсер, порядок, который на самом деле не порядок, а просто разница между действительной и максимально возможной энтропией. А люди приняли эту разницу за порядок. Услышать такую космологическую идею от Спенсера
