в дверь, все взгляды устремились на нее так, словно это она подала идею атаковать провод, словно она лично отвечала за все плохое, что случилось как в тот день, так и во все время, что шла революция, – на нее, по сути, смотрели точь-в-точь так же, как после Берроуза. Питер тоже был там, предатель, и она отмахнулась от него. Остальных она проигнорировала или попыталась это сделать. Иришка была напугана; Джеки сидела злая и с красными глазами, ведь это ее отца убили в тот день, и, несмотря на то, что она находилась в лагере Питера и отчасти отвечала за разрушения, последовавшие за наступлением Красных, по одному взгляду на нее становилось ясно, что кому-то придется заплатить за ее, Джеки, страдания. Но Энн не обращала на все это внимания и пересекла помещение, чтобы приблизиться к Саксу, сидевшему, как обычно, в уголке, в дальнем конце большой центральной комнаты, со своим искином, читая длинные колонки цифр и бормоча что-то в экран. Энн помахала рукой между его лицом и экраном – он, встрепенувшись, поднял глаза.
Как ни странно, он был единственным из всей этой толпы, кто не стал ее обвинять. Вместо этого он с птичьим любопытством склонил голову набок, приняв чуть ли не сочувственный вид.
– Жаль Касэя, – проговорил он. – Касэя и всех остальных. Я рад, что вы с Десмондом выжили.
Она оставила это без внимания и быстро вполголоса сообщила ему, куда направлялись Красные и что она сказала им делать.
– Думаю, я смогу удержать их от новых нападений на провод, – сказала она. – И от других актов насилия, по крайней мере, некоторое время.
– Хорошо, – отозвался Сакс.
– Но я хочу кое-что за это, – продолжила она. – Я хочу этого и, если ты этого не сделаешь, натравлю их на вас.
– Солетта? – спросил Сакс.
Она пристально поглядела на него. Он, должно быть, слушал ее внимательнее, чем ей казалось.
– Да.
Сдвинув брови, он обдумал ее слова.
– Это может привести к наступлению ледникового периода, – заметил он.
– Хорошо.
Размышляя, он пристально смотрел на нее. Ей казалось, она видит его мысли в виде быстрых вспышек, порывистых образов: ледниковый период… истончение атмосферы… замедление терраформирования… разрушение новых экосистем… возможное восстановление… парниковые газы. И так далее. Забавно, как она могла читать по лицу этого незнакомца, этого ненавистного брата по первой сотне, искавшего выход из положения. Он мог смотреть и смотреть, но это не влияло на реальность: тепло так и оставалось главным двигателем терраформирования, а без ряда орбитальных зеркал в солетте у них останется, по меньшей мере, нормальный для Марса уровень солнечного света – то есть они перейдут в более «естественный» режим. Возможно, это обоснование даже понравилось консервативному Саксу.
– Ладно, – сказал он.
– Ты можешь говорить от имени этих людей? – Она пренебрежительно махнула рукой в сторону толпы, словно среди них не было ее старых товарищей, словно все они были технократами из ВП ООН или функционерами наднационалов…
– Нет, – сказал он. – Я могу говорить лишь от своего имени. Но я могу избавить Марс от солетты.
– И сделал бы это даже им наперекор?
Он насупился.
– Думаю, я смогу их уговорить. Если нет, то смогу уговорить команду с Да Винчи. Они любят принимать вызовы.
– Ладно.
Большего от него добиться было невозможно. Она выпрямилась, все еще чувствуя себя растерянной. Его согласие стало для нее неожиданностью. И сейчас, когда он согласился, она осознала, что до сих пор сердится, что на душе у нее по-прежнему скребут кошки. Эта уступка – теперь, когда она ее получила, – не имела значения. Они придумают новые способы нагрева. Сакс, несомненно, приведет это им в качестве довода. И представит им удаление солетты как способ подкупить Красных. Чтобы те потом присмирели.
Она вышла из просторного помещения, не удостоив остальных и взглядом. Покинула склад и села в марсоход.
Какое-то время она ехала вслепую, не осознавая, куда движется. Лишь бы оттуда убраться, лишь бы сбежать. По чистой случайности она поехала на запад, но вскоре была вынуждена остановиться, чтобы не слететь с края обрыва.
И она внезапно затормозила.
Будто в трансе, она смотрела через лобовое стекло. Во рту стоял горький привкус, нутро словно сжалось, мышцы напряглись и
