Сакс считал гражданскую войну наименее рациональным из всех типов конфликтов. Две части группы имели больше общих интересов, чем разногласий, но все равно воевали друг с другом. Заставить людей провести технико-экономический расчет, к сожалению, невозможно. И ничего с этим не поделаешь. Или… пожалуй, кто-то мог бы определить суть проблемы, побуждающей ту или другую сторону прибегнуть к насилию. А потом попытаться эту проблему сгладить.
В данном случае суть заключалась, конечно, в терраформировании. Вопрос, к которому Сакс имел самое непосредственное отношение. Это можно было расценивать как неблагоприятное обстоятельство, поскольку было лучше, если роль посредника исполнял человек нейтральный. С другой стороны, его действия могли оказать программе терраформирования символическую поддержку. Он мог символическим жестом добиться больше, чем кто угодно другой. Достаточно было лишь пойти Красным на уступку – настоящую уступку, реальность которой увеличит символическую ценность какого-нибудь скрытого экспоненциального множителя. Символическая ценность… Суть этого понятия Сакс пытался осмыслить изо всех сил. Теперь слова самого разного толка вызывали у него такие трудности, что он даже обращался к этимологии, чтобы лучше их понять. Подсказка с консоли: символ – «то, что служит условным знаком какого-л. понятия, явления, идеи», от латинского symbolum, позаимствовано от греческого «бросаю вместе». Точно. Это было чуждо для его понимания, это «бросание вместе», нечто эмоциональное и даже несбыточное, но при этом жизненно важное.
В день битвы за Шеффилд он позвонил Энн и, быстро с ней соединившись, попытался поговорить, но ему не удалось. Тогда, не зная, что делать, он поехал на окраину разрушенного города. Там он искал ее. Грустно было видеть, сколько урона нанесли несколько часов боя. Результаты многолетних трудов лежали теперь в руинах, в дымящейся, но не горючей пепельной пыли, и древнюю вулканическую пыль уносило струйным течением на восток. Провод торчал из этих развалин, словно черная нить волокна из углеродной нанотрубки.
Признаков какого-либо сопротивления со стороны Красных не наблюдалось. А вместе с тем и зацепок, которые позволили бы найти Энн. На звонки она не отвечала. Поэтому Сакс, потеряв надежду, вернулся к складскому комплексу на восточном Павлине и вошел внутрь. А потом туда заявилась и она: прошла к нему через просторное помещение, мимо всех остальных, так, словно собиралась всадить нож ему в самое сердце. Он с горьким видом откинулся в своем кресле, памятуя о сверхдолгих сериях неприятных бесед, что случались между ними. Совсем недавно они поспорили, когда ехали на поезде со станции Ливия. Он вспомнил, как она сказала что-то об устранении солетты и кольцевого зеркала, и это прозвучало как действительно сильное символическое заявление. А ему всегда было не по себе от того, что столь важный источник терраформирующего тепла был так уязвим.
Поэтому, когда она сказала: «Я хочу кое-что за это», он понял, о чем шла речь, и предложил убрать зеркала, прежде чем она успела сказать об этом. Она удивилась. Такое предложение смирило, смягчило ее лютый гнев. Хотя и оставило что-то гораздо более глубокое… печаль, отчаяние – наверняка он сказать не мог. Ведь в тот день погибло много Красных, а вместе с ними – и их надежды. «Жаль Касэя», – сказал он.
Она оставила это замечание без внимания и заставила его пообещать, что космические зеркала будут убраны. Он повиновался, на ходу рассчитав потери света, которые последуют в итоге, и постарался не дрогнуть лицом. Инсоляция должна была упасть примерно на двадцать процентов, а это приведет к серьезным изменениям.
«Это может привести к наступлению ледникового периода», – пробормотал он.
